Золотой червонец
Шрифт:
Медуза, нацепив прямоугольные очки на переносицу, не столько из-за плохого зрения, сколько из солидности, проверяла семинар пятого курса. Сегодня её платье тёмно-зелёного атласа – красиво подчёркивает волосы, собранные лёгкой золотой сеточкой. Редко чёрно-зелёные локоны не падают на плечи, а жаль: Константин Дмитриевич невольно засмотрелся на плавную линию плеч и длинную шею, которую украшал огненный опал на короткой цепочке. Огнев любовался прекрасной гречанкой, но Медуза даже не удостоила коллегу взглядом.
Огнев пару секунд потоптался в дверях.
– Гм…
Ноль внимания.
– Я…
– Константин
Вот так всегда. Не успеешь начать.
– Без предисловий, значит, – хмыкнул Огнев. – Тогда ты знаешь, что я хочу сказать, Медуза.
Горгона медленно подняла голову от семинарских работ.
– Константин Дмитриевич, я не раз говорила вам оставить эту затею.
– Почему? Просто объясни, Медуза, почему ты каждый раз шлёшь меня к чёртовой бабушке?
– Я никого и никуда не шлю, – равнодушно ответила горгона, – это не профессионально. Просто я не та женщина, которая вам нужна, только и всего.
– Да откуда ты знаешь, какая мне нужна? – Водка не давала контролировать себя в полной мере, и Огнев балансировал на грани злости и отчаяния. – Три тысячи лет ты себя бережёшь – для чего? Умерли все, кого ты знала, кого когда-либо любила – стоило оно того? Такую жизнь ты себе выбрала? Меди, да разве это жизнь?
Огнев за секунду оказался у стола и пылко взял, казалось, побледневшую горгону за руку. Ладонь Медузы оказалась гладкой, тёплой и сухой, как змея, и Огнев подумал, что восхитительнее кожи, чем эта, он не встречал за всю свою жизнь.
Ему казалось, что Медуза вот-вот смягчится, что в чертах горгоны проклюнется что-то человеческое, но внезапно тёплая кожа обожгла колючим холодом, и Огнев отстранился.
– В академии полно студенток, которые не прочь провести с вами время, – всё с тем же равнодушием заметила Горгона. – Уверена, они не разочаруются. А у меня много работы, которую вы мешаете выполнять.
Лицо Константина Дмитриевича вспыхнуло от обиды. Слухи? Оперировать грязными слухами о том, что Огнев якобы первый бабник в академии и давно перещупал всех студенток и молодых преподавательниц?! От этого несправедливого обвинения стало почти больно.
– Я-то проведу, – кое-как выдавил из себя Константин Дмитриевич. – Но, знаешь, лучше бы тебе самой найти какого-нибудь первокурсника, чтобы он помял твоё тысячелетнее тело и избавил от необходимости нести вечную жизнь. Что такое, Меди? Думала, я не знаю, что ты молода и бессмертна только лишь до тех пор, пока не окажешься в постели с мужчиной? Боишься умирать или так сильно страшишься члена? А, Медуза?
Горгона медленно поднялась со своего места. Копна удивительных волос на миг превратилась в клубок змей, злобно зашипевших под державшей их сеточкой, а тёмные глаза пожелтели, расколовшись на половинки вертикальными линиями зрачков – Медуза потеряла над собой контроль впервые за тысячу с лишним лет, и если б не очки, то преподаватель боевой магии обратился в камень.
– Вам следует протрезветь, Огнев. – Горгона чеканила каждое слово, и в речи слышалось шипение змеи. Королевской кобры, раздувающей капюшон. – Покиньте мой кабинет. Сейчас же.
– Как скажете, чародейка. – Огнев опустил голову в полупоклоне и сделал несколько шагов к выходу, но остановился. – Ты только помни одну вещь: мне ведь немного осталось. По твоим
И Константин Дмитриевич вышел в коридор, хлопнув дверью. А Медуза так же медленно опустилась на стул.
Больше шести лет прошло с тех пор, как он впервые ей признался. Она запомнила его таким молодым… сколько ему тогда было? Двадцать пять? Двадцать семь, кажется. Время не властно над горгонами, и она будет видеть, как старится Огнев. Как годы неумолимо возьмут своё. Как они согнут его спину, избороздят его красивое лицо морщинами, покроют серебром его тёмные волосы. Когда-нибудь Медуза, такая же молодая как сейчас, проводит его на пенсию. Когда-нибудь узнает, что его больше нет. Она будет плакать. О нём точно будет.
А может и правда пора на всё плюнуть? Пора отдать себя? Дать жизнь новой горгоне и после этого обрести удел смертной? Состариться. Умереть…
Медуза вздохнула. Она уже сталкивалась с этим пару раз. Однажды даже было решилась. Ах, как давно это было! Двести лет прошло, не меньше. Как же его звали? Рональд? Нет, Роберт. Его звали Роберт. Медуза даже готова была выйти замуж, да вот только застукала Роберта с кухаркой. Хотела обратить в камень, но сдержалась – она же не дикарка! Просто уехала. Покинула туманную Англию. Потом перешла в магическую параллель, долго путешествовала по миру, долго искала подходящую работу. А тридцать шесть лет назад ей предложили пост преподавателя. Медуза согласилась и об этом решении не жалела ни дня.
Академия магии стала отдушиной для метущейся бессмертной души. Теперь Медуза всегда была при деле – её талант к сглазам помогал блестяще обучать студентов, а знание бесчисленного количества языков давали возможность преподавать на факультете международных и межвидовых отношений. И она, наконец-то, обрела если не друзей, то хотя бы коллег, которые не шарахались от неё, едва завидев. Но Огнев…
Она помнила его мальчишкой первокурсником. Она ставила ему оценки. Он отвечал ей на экзаменах. Она помнила его на выпускном. Талантливый парень. После обучения работал в ОБТС какое-то время, оперативная работа, то ли с вервольфами, то ли с волколаками – Медуза так и не запомнила, в чём там между ними разница. Но потом Огнев внезапно появился в академии. Стал преподавателем.
Они хорошо общались. Всегда могли поболтать в банкетном зале ни о чём и о важном. Горгона почти решила, что у неё впервые за несколько сотен лет, наконец-то, появился настоящий друг… а потом этот пылкий юноша внезапно признался, что влюблён уже много лет, с того самого момента, как впервые увидел Медузу в аудитории. Что пытался забыть, уехал очень далеко, но даже опасная жизнь ОБТСовца не смогла заглушить тоску по любимой женщине. Что вернулся ради неё. Что признаётся ей теперь, и больше не намерен отступать.
Медузе пришлось разбить ему сердце. А потом ещё раз. И ещё раз. Честно говоря, она уже сбилась со счёта, сколько раз приходил к ней Огнев. И видела, как годы делают его мужественнее, придают стать, но скоро они будут приносить лишь старость. Ничто не вечно. Даже горгона.
Когда-то в Греции было много таких, как она. В основном горгоны жили скрытно, стараясь без нужды вообще не показываться людям. Но только не её мать. Отчасти она сама виновата – зачем было обращать в камень целые селения? Но на любое чудовище найдётся свой герой. А на любого героя найдётся своя лживая легенда.