Золотой холм
Шрифт:
— Понимаю.
— Зачем ты вернулся?
— Ты уже второй, кто спрашивает об этом.
— А кто был первый?
— Мэтр Андрес. Он тоже хотел знать, зачем меня занесло в Аркару.
— И что ты ему ответил?
— Ничего. Его это не касается. Послушай, Лекад… — Нэль запнулся и тут же продолжил: — Это очень хорошо, что ты пришел. Я хочу спросить кое-что.
Лекад кивнул.
— Конечно, спрашивай.
— Ты… видел Лионетту после того, как я ушел?
— Да, — ровно ответил Лекад. — Она пришла в храм Перайны и попросилась ко мне в помощницы. Я согласился. К сожалению, я слишком поздно понял, что именно скрывалось за ее
— Что с ней случилось?
Лекад безмятежно и ясно посмотрел ему в лицо, и Нэль вдруг подумал, что никогда и не видел у него другого взгляда. И душа у служителя Перайны была такая же, как его взгляд: чистая, ясная и твердая, как алмаз. Ничто не могло замутнить ее.
— Лионетта выпила яд — один из тех, которые ты не захотел забирать с собой, когда уходил.
— Это точно не был несчастный случай? — закусив губы, спросил Нэль.
— Думаю, нет. Она приняла решение вполне сознательно. Мне жаль, что я не смог предугадать ее замысел и остановить. Прости.
— За что ты просишь прощения? Ты не виноват. Вся вина на мне.
— Ты по-прежнему думаешь так? — спокойно спросил Лекад.
— А ты — нет?
— Я думаю, это испытание. Боги испытывают тебя.
— Для чего?
— Этого нам не дано знать. Но то, что происходит сейчас, тоже может быть частью замысла Двенадцати. Мне так кажется. Подумай, Лионель, чего бы они могли ожидать от тебя? Наверняка это как-то связано с твоей силой. Прошу тебя, подумай хорошенько. Времени осталось немного. Суд состоится через два дня, и я более чем уверен, что тебя отправят на костер.
Нэль глубоко вздохнул. К этому он был готов, но все же внутри что-то екнуло. Лекад смотрел на него со своим обычным выражением спокойного участия, и Нэль неожиданно ему позавидовал: вот человек, который во всем полагается на волю богов. Если бы только он, Нэль, обладал такой же верой, насколько было бы легче принять все случившееся. Но в последнее время он слишком много сомневался. И в себе, и в Двенадцати.
Глава 6
Теперь ступеньки вели вверх, и идти по ним было гораздо приятнее, чем вниз. Нэль поднимался медленно, зная, что никто не станет его торопить. Возможность никуда не спешить — одна из привилегий приговоренного к смерти.
Он ни разу не запнулся, только на минуту остановился, когда вместе со своими сопровождающими вошел в главный зал храма Прайоса. Здесь у него с глаз сняли повязку. Щурясь от яркого света, Нэль запрокинул голову к высокому прозрачному куполу. День выдался ясным и солнечным, и Нэль подставил лицо солнечным лучам. Словно сам Бог-Солнце своим перстом коснулся его щек. Служители Прайоса, темные и молчаливые, возвышались по бокам от него, как обсидиановые столбы.
— Какой прекрасный день, — проговорил вполголоса Нэль, жмурясь на солнце. — Жаль было бы умереть сегодня.
Улицы Аркары были запружены народом, и все человеческая масса двигалась в одну сторону. Этим мощным потоком, зажав со всех сторон, несло вперед и благородного тана Альбрехта Аля. Он уже не раз поздравил себя с тем, что оставил лошадь в гостинице. Соваться в эту кашу верхом было бы сущим безумием.
Впрочем, соваться туда в любом случае было безумием, особенно теперь, когда ясно как день, что дело Лионеля проиграно. Аркарские храмовники из гильдии Гесинды вежливо объяснили тану, что смертный приговор
Бургомистр сказал тану Алю примерно то же самое. Разве что еще извинения присовокупил: мол, ему очень жаль, что так получилось, очень талантливый молодой человек, говорят, но ничего нельзя сделать.
До храма Прайоса тан добраться не успел, и только сейчас, увлекаемый толпой к площади, увидел впереди сверкающий на солнце хрустальный купол.
А чуть в стороне от этого купола над головами поднимался помост с торчащим вверх, как указующий перст, черным столбом.
Тан тихонько выругался и полез вперед, через толпу, не стесняясь раздавать тычки и наступать на ноги. Вслед ему неслась ругань, он не оставался в долгу. Кроме ругательств, урывками он услышал много чего интересного. И про невинно убиенных младенцев, из которых варили чудодейственные эликсиры; и про поднятие трупов из могил (что вообще было чушью несусветной, даже жрецы Борона отрицали возможность некромантии), и прочие пакости в том же духе. И всего несколько сочувственных слов, потонувших в потоке поношений… Славную же память оставил по себе Нэль, ничего не скажешь.
Внезапно тан выскочил на оцепление, которое состояло из солдат городской стражи.
— Назад! — пробасил один из солдат, направляя в его грудь тупой конец пики.
Тан подался назад, преодолевая сопротивление толпы, привстал на цыпочки и осмотрелся. Вокруг помоста уже был аккуратно уложен хворост, чуть поодаль стояли кучкой храмовники в черных и белых балахонах. Солнце празднично играло на их нагрудных медальонах. Рядом с помостом имелось возвышение поменьше, где помещался длинный стол для судей. Они уже присутствовали в полном составе, пустовало только место бургомистра. Осужденного еще не выводили.
— Проклятье! — сказал тан. — Представление вот-вот начнется…
Подумав, он полез через толпу к возвышению, где расположились судьи. Путь ему тут же преградил солдат.
— Нельзя, — мрачно сообщил он. — Стойте, где стоите, благородный господин. Дальше ходу нет-с.
— Мне нужно срочно поговорить с верховным судьей, — наобум сказал тан.
— Срочно не получится-с. Не видите, что ли — казнь готовится. Поговорите после-с.
— А я как раз по поводу казни! То есть по поводу осужденного.
— Бумага есть?
— Какая еще бумага?
— По поводу осужденного. Приказ, значит-с. Распоряжения какие.
— Нет у меня никаких бумаг, — резко сказал тан. — Я — тан Альбрехт Аль из Тальеры. Понятно?
— Да хоть сам король Уиллард, — безразлично ответил стражник. — Раз бумаги нет, придется вам подождать. Не волнуйтесь, благородный господин, закончится все быстрехонько.
Тан сплюнул и отступил. Ну, не бросаться же напролом? Пока докажешь, пока объяснишься… Нет, видно остается только досмотреть представление до конца. Лишь бы только смерть несчастного была быстрой…