Золотой холм
Шрифт:
— Ну что, останешься?
— Нет, бабушка, не останусь.
— Куда собрался-то идти в ночь такую дурную, бесовскую? Да еще и в метель?
— Ждут меня.
— Не иначе как сам Безымянный, — проворчала старуха, и Нэль вздрогнул, вскинул на нее глаза. Она и сама не поняла, какой смысл таится в ее словах… — Ну, чего с тобой делать. Давай свою передачку. Что Ильмасу на словах сказать?
— Чтоб ждал меня. Навещу его через неделю-другую. И пусть обязательно прочитает то, что в этом свертке.
Старуха кивнула.
— Ладно. Только, парень, переждал бы ты все-таки эту
Нэль улыбнулся, покачав головой.
— Никто мне зла не причинит. Спасибо вам за заботу, бабушка. Прощайте.
Он низко поклонился старухе и вышел за порог. Ветер рванул полы его балахона, залепил лицо снегом. Нэль усмехнулся, стряхнул снег и, подхватив полы одежды, пошел прочь от дома. Ему предстояло еще дважды перенестись на много лиг, и он надеялся, что третий за ночь телепорт не выпьет из него последние силы. Он уже изрядно замерз, а от выпитого в замке вина кружилась голова. Хватило двух глотков, чтобы его проняло — ведь он так редко пил что-то крепче пива. Не надо было соглашаться…
В аркарском храме Перайны было пустынно и тихо. Нэль вышел из телепорта в темную алтарную залу и постоял немного, прислушиваясь. Конечно, в эту ночь все братья сидят по своим кельям и молятся… или дежурят у постелей больных. Он бесшумно подошел к двери в боковой стене. Она была так искусно устроена, что тот, кто не знал о ней, ни за что ее не нашел бы. Но Нэль прожил в храме Перайны довольно долго, и знал пусть и не все, но многие из его тайн. Он надавил на дверь особым образом, и она отворилась. Нэль пошел по коридорам, наслаждаясь теплом. В своем суконном балахоне он промерз насквозь, и приходилось стискивать челюсти, чтобы зубы не стучали друг об друга.
Он ничем не рисковал, придя в храм Перайны. Если бы его попытались схватить, он легко сбежал бы через портал. Но он знал, что Лекад его не выдаст.
Впрочем, Лекада еще нужно было отыскать. Нэль помнил расположение его спальни, но прошло много лет, и в комнате мог жить другой человек. На этот случай Нэль набросил на себя заклинание отвода глаз и сделался невидимым.
Он осторожно отворил дверь и вошел в келью. Лекад, склонив голову, сидел за столом и читал при свете одинокой свечи. Нэль остановился за его плечом.
— Лекад! — позвал он.
Лекарь обернулся, глаза его расширились.
— Кто меня зовет?
— Это я, — Нэль развеял заклинание невидимости. — Я, Лионель. Помнишь меня?
— Откуда ты взялся? — Лекад машинально сделал знак против нечисти, и Нэль невесело улыбнулся.
— Этот вопрос я слышу уже третий раз за ночь, — сказал он. — И третий раз меня принимают за нечестивого духа.
— Неудивительно… Лионель, это вправду ты? — Лекад встал и взял его плечи, вгляделся в лицо. — Я слышал, будто тебе удалось избежать казни…
— Но не верил?
— Не знаю. С тобой ни в чем нельзя быть уверенным наверняка. Но я рад, что ты невредим, и рад тебя видеть, клянусь Перайной.
— Ты не представляешь, до чего приятно это слышать, — искренне сказал Нэль. — Немногие в этом мире мне рады. Ну, да я ведь не жаловаться сюда пришел, — он осторожно освободился от рук Лекада и полез в сумку. — Вот, сохрани
— Что здесь такое? — Лекад повертел перед глазами завернутый в сукно бумажный цилиндр.
— Все, над чем я работал почти десять лет, — ответил Нэль. — Прочитай, если будет время. Потом, позже, мы это обсудим.
— Когда это потом?
— Не знаю. Через неделю… через две. Но постарайся прочесть, хорошо?
— Ладно, — медленно сказал Лекад. — А куда ты собрался? Где ты сейчас живешь? Чем занимаешься?
— Здесь все написано, — Нэль указал на сверток. — А собираюсь я далеко. Очень далеко. Лекад! Помнишь, ты говорил, что боги меня испытывают?
— Помню. И что же?
— Ты был прав. Только это не боги. То есть, не Двенадцать. Это…
— Нэль! — Лекад не дал ему договорить. В его светлых глазах, всегда таких спокойных, мелькнула тревога. — Что ты задумал? Ради Двенадцати, скажи мне, что ты задумал? Это опять какая-то безумная затея?
— Безумная? Пожалуй, да, — Нэль улыбнулся и отступил на шаг, чтобы Лекад не мог дотянуться до него. — Но никто не пострадает на этот раз. Обещаю, Лекад. Никто.
— Нэль, постой… Объяснись…
— Объяснюсь. Потом, когда вернусь. А пока прощай.
И он спиной вошел в телепорт — четвертый за ночь. Силы его были на исходе.
На лесной поляне, за сотни лиг от Аркары, Тальеры и Рябинников, царила тишь да гладь. Ни ветерка, ни облачка в ясном небе. Но Нэль чувствовал приближение бури. То же чувствовали и деревья — притихшие, настороженные, они подступили ближе к одинокой избушке, встали вокруг плотным кольцом. То ли хотели защитить ее от бури, то ли сами искали убежища.
Нэль стоял на краю поляны, прижавшись щекой к омертвелой, холодной коре клена. Дерево промерзло до самого нутра, движение соков в нем остановилось — Нэль отчетливо это слышал. Впрочем, это была не смерть, а всего лишь сон. В его же теле билась жизнь, струились горячие жизненные соки. Но и до него стремился добраться мертвящий холод — заползал под полы балахона, в рукава и в широкий ворот. Слишком легкая одежда для первой зимней ночи, но Нэль не спешил в тепло. Прижавшись к уснувшему дереву, он смотрел на полоски света, которые пробивались сквозь ставни и мазками ложились на слегка припорошенную снегом землю. Он ни перед кем не хотел показывать свою усталость. Пусть никто не увидит его с дрожащими руками и сбившимся дыханием. Лучше еще немного померзнуть.
— На поляне кто-то есть, — тихо проговорила Марика. — Или чутье меня обманывает. Кто-то стоит, смотрит, а в дом не идет.
Арьель приподнялся на локте и вопросительно на нее посмотрел. После размолвки, случившейся между ними из-за баллады, они долго не разговаривали. Музыкант выбрал из груды шкур несколько приглянувшихся и перетащил их к очагу. Там и лег. Но сон к нему не шел. Мысли о Нэле не давали покоя. Слова Марики глубоко возмутили музыканта, но заставили и задуматься. Впрочем, он ведь и раньше знал, что жизнь мага не мед и не сахар. Недоброжелательные слова Марики заставили его только по-новому взглянуть на собственное возможное будущее. Какой уж тут сон…