Золотой ребенок Тосканы
Шрифт:
Должно быть, он задремал, потому что услышал, как его будто издалека окликают по имени. Он открыл глаза и увидел ее, стоящую в дверях на фоне яркого солнечного света.
— Езус Мария! — воскликнула она. — Да тут целое озеро! Тебе повезло, что ты не утонул. — И она подошла к нему. — Бедный, бедный мой Уго. Прости, что я оставила тебя одного так надолго. Той ночью, когда была гроза, я не смогла уйти.
— Я понимаю, — кивнул Хьюго. — Я и не хотел бы, чтобы ты рисковала и приходила в такую грозу.
— Я бы пришла, —
Хьюго не понимал, что она имеет в виду, пока она не указала на свое горло.
— Ах вот оно что! Миндалины… — сказал он.
— Но мы не сможем добраться даже до ближайшей больницы. Транспорта нет. Поэтому доктор дал Ренцо несколько таблеток сульфатов в надежде, что ему станет лучше.
— Улучшение наступило?
Она кивнула:
— Он провел всю ночь со мной в обнимку, бедный ребенок, мокрый от пота. Сегодня утром он выглядел слабеньким, но лихорадка спала, слава святым.
— Ты наверняка обратилась к святому Блезу? — спросил Хьюго, пытаясь заставить ее улыбнуться, но она насупилась.
— Никогда не насмехайся над силой святых, Уго. Именно они ходатайствуют за нас перед Богом. И да, я молилась святому Блезу.
— Прости. Я не насмехался. Я просто хотел, чтобы ты улыбнулась, — сказал он. — Но тебе не стоило приходить при свете дня. Вчера на дороге внизу были немцы.
— Мы видели. Американцы бомбили их. Интересно, они попали, нет? И наши партизаны, они тоже устроили засаду на грузовик, полный немцев, и перерезали им всем глотки.
— И вас не пугает мысль, что немцы будут мстить за такие действия? — спросил он.
— А как они узнают, из какой деревни пришли партизаны? Они, скорее, решат, что это английские или американские солдаты проникают сюда под покровом темноты.
— И все же тебе не стоит рисковать, приходя сюда средь бела дня. Что, если тебя увидят?
— Даже если и увидят, — сказала она. — Бенито сказал, что он нашел свежие грибы после дождя, фунги ди боско — наши любимые. Я сказала, что сейчас же пойду и сама поищу, взяла свою корзину и ушла. Бабушка сидит с Ренцо, который сейчас спокойно спит. Если я принесу домой свежих грибов, какая это будет радость! Это значит, что у меня будет повод снова ходить в лес. Это еще одно маленькое чудо. Обычно в конце декабря грибов не бывает. Но дожди были не очень холодными, и морозов не было. Так что если я смогу найти грибы, вернусь домой героиней. И в следующий раз я приготовлю нам грибной суп. Но сначала… — Она полезла в корзину и поставила миску, накрытую толстой тканью, на скамейку перед ним. — Посмотри, что я принесла тебе сегодня! Я сварила отличный суп из
— Части? Ты поделила голубя? — Он недоверчиво уставился на нее, вспоминая, какой маленькой была мертвая птица в его руках.
— Я оставила хороший кусок, чтобы на бульон хватило, и дала остатки синьоре Гуччи в обмен на каплю масла и горсть муки. Теперь я смогу сделать пасту. Не хорошую пасту с яйцами, а только из муки, воды и масла. Но лучше что-то, чем ничего, а? Мы, итальянцы, не можем долго жить без нашей пасты.
Она засмеялась. Хьюго вспомнил о консервах.
— У меня есть еще одно маленькое сокровище для тебя. — Он выудил банку из вещей. — Я нашел ее среди обломков. Я не знаю, что внутри, но надеюсь, это какая-нибудь еда.
Она приняла этот дар с благоговением, как будто он оказывал ей большую честь.
— Спасибо, Уго. Надеюсь, когда мы ее откроем, нас будет ждать хороший сюрприз!
— Я потом схожу и посмотрю, может, там и другие есть, — сказал он. — Мне просто сложно передвигаться.
— Лучше не стоит. Ты должен позаботиться о том, чтобы не упасть и не пораниться снова. Может, к Новому году ты достаточно окрепнешь, чтобы сбежать и выйти к союзникам, когда они двинутся на север.
— Я на это надеюсь.
Она смотрела на него задумчивым взглядом, и он почувствовал, что она не хочет, чтобы он покинул ее. И ему тоже жаль было расставаться с ней.
— Я хотел бы нарисовать твой портрет, — внезапно сказал он.
Она ответила ему смущенной улыбкой.
— Мой?
— Да. Увы, у меня нет красок и холста. Но я сделаю набросок, чтобы, когда вернусь домой, вспомнить каждую деталь.
— У тебя есть бумага? — спросила она.
— У меня есть пустая пачка из-под сигарет. Я могу развернуть ее и рисовать на обороте.
— О, у тебя закончились сигареты? Какая жалость!
— Самое время бросить курить. От этого ровно никакой пользы. А теперь сядь на скамейку.
София послушно села, как он сказал, застенчиво глядя на него. Он достал свой карандаш и принялся рисовать. Она была явно смущена, но глаза ее блестели, выражая удовольствие от внимания, которое он уделял ей, и диковинной чести быть нарисованной.
— Расскажи мне о великих художниках. И о живописи тоже, — попросила она. — Мне хочется столько всего узнать!
— Лучше ты расскажи, чьи картины ты видела, когда ездила во Флоренцию до войны.
Она нахмурилась, вспоминая.
— Это был Микеланджело, разумеется. Вот настоящий мастер, да? Что в скульптуре, что в живописи. Его Давид как живой. Кажется, что он вот-вот зашевелится. И Леонардо. Его Мадонна — свет и красота…
— Тебе повезло жить здесь, — заметил Хьюго. — В Тоскане и Умбрии можно найти картины великих мастеров в обычных церквях. В Ареццо, Кортоне, Сиене и даже в небольших городах. Работы Перуджино и Джотто. Каждая работа — шедевр.