Золотой ребенок Тосканы
Шрифт:
Инспектор выслушал меня, так как от волнения я вдруг неожиданно для себя перешла на итальянский язык и даже начала размахивать руками. На лице Ренцо появилось странное выражение. Затем он произнес:
— Я не могу больше тратить время на этот спектакль, инспектор. Мне нужно возвращаться к делам. Вы меня извините, конечно, но совершенно очевидно, что эта молодая женщина не убивала Джанни.
— Тогда почему, — не сдавался инспектор, — были найдены ее отпечатки пальцев на большом камне возле колодца? Ответьте мне.
— Я могу ответить, — сказала я, не дожидаясь перевода Ренцо. —
— Ах, значит, вы все-таки говорите по-итальянски, — дошло, наконец, до инспектора.
— Недостаточно хорошо, чтобы сказать все, что хочу, — ответила я. — И я не могу ничего разобрать, когда люди говорят быстро.
— Мы продолжим этот разговор на следующей неделе, — заявил инспектор. — Я не уверен, что она невиновна. Мне также нужно будет допросить синьору Россини. Возможно, она была соучастницей преступления. Но я добьюсь от нее признания, если она виновата. Придется провести дополнительные проверки и найти еще свидетелей. Прочесать все в поисках улик и отпечатков пальцев. Но так уж и быть, я буду добр и в тюрьму в Лукке вас не заберу. Я разрешаю вам оставаться в этом городке, пока мы не докопаемся до истины. Но учтите: вам нельзя никуда уезжать, уяснили?
Я кивнула.
— Вот и прекрасно. А сейчас можете идти. — Он отмахнулся от нас.
Когда я вышла из темноты на яркий дневной свет, кто-то схватил меня за запястье. Я ахнула и вырвалась. Это был Ренцо. Он смотрел на меня с выражением ярости на лице.
— Где ты взяла это кольцо, воровка?! — вскричал он. — Ты ограбила мой дом?
Я посмотрела на свою руку.
— Это мой перстень! На нем — наш фамильный герб. Мой отец подарил его мне на двадцать первый день рождения.
— Вранье! — не унимался Ренцо. — Это фамильный герб моей семьи. Твой отец, должно быть, украл его, когда был здесь!
— Что за ересь! — закричала я, вкладывая в эти слова весь свой страх и злость. — Посмотри на герб, ты, идиот! Это грифон. Тот же самый герб высечен над главным входом в Лэнгли-Холл. Он принадлежит нашей семье с тысяча шестисотого года!
На его лице появилось сомнение.
— Но дома у меня точно такое же кольцо, — проговорил он. — Это мужской перстень, который был найден среди вещей моей матери. Козимо сказал мне, что перстень принадлежит семье моего настоящего отца, Бартолли. И добавил, что я должен гордиться тем, что мы когда-то принадлежали к знати.
— Козимо был не прав, — сказала я, понимая, что Козимо попросту не знал правду. Он не знал о моем отце. Но эта история взволновала меня. Она была железным доказательством того, что мой отец был здесь, что он был знаком с Софией. Я посмотрела в хмурое от замешательства лицо Ренцо.
— Я думаю, что мой отец подарил кольцо твоей матери в знак своей любви. Теперь мы можем быть уверены, что он был здесь и что он знал твою маму. Ты уверен, что не помнишь его? Англичанина со светло-каштановыми волосами и голубыми глазами, худощавого, как я?
Он помотал головой:
— Я никогда никого похожего не встречал. С чего ты взяла, что он знал мою мать? Что привело тебя сюда?
— Ну, кольцо — это достаточное доказательство, не так
— Она ушла с немцами, — выдавил из себя Ренцо, — решила не дожидаться твоего отца.
Я кивнула, чувствуя, что сейчас разревусь. Мы стояли, глядя друг на друга, под палящими лучами солнца.
— Мы с твоим отцом оба были брошены, — хмуро произнес он.
Глава 24
ДЖОАННА
Июнь 1973 года
Мы оба будто очнулись, услышав, что Паола зовет нас.
— Синьор Бартоли, у вас найдется тележка, чтобы забрать помидоры?
— Я пришлю за ними кого-нибудь из парней, — сказал Ренцо. — А вам заплачу сейчас. Только поставьте их подальше от солнца, пожалуйста.
Он достал кошелек и передал ей несколько банкнот. Паола просияла:
— Вы мой самый щедрый покупатель!
— Спасибо, что помог мне с переводом, — обратилась я к Ренцо. — Я не смогла бы выдержать этот допрос без тебя.
— Не волнуйся, — улыбнулся он. — Уверен, что инспектор понимает, что ты совершенно не виновата. Просто таким людям нравится чувствовать свою власть. Или лень работать. Вот он и цепляется за первого попавшегося подозреваемого. Но я поговорю с Козимо, и он сделает так, чтобы от тебя отстали. Мой отец имеет большое влияние в этих краях.
— Как ты думаешь, почему Джанни был убит? — Я не удержалась от вопроса.
Ренцо пожал плечами:
— Причиной могло стать всё, что угодно. Вот даже навскидку: связался с дурными людьми; сунул свой нос туда, куда не следовало. Может быть, подслушал что-то, что не должен был слышать, а потом, глядишь, и шантажом занялся. Не могу этого исключить.
Я приказала себе заткнуться, но мой болтливый язык не унимался:
— Говорят, что он хотел построить собственный оливковый пресс. Может, кто-то хотел помешать ему это сделать?
Ренцо покачал головой:
— Это одна из наполеоновских идей Джанни, которые никогда не воплощались в жизнь. Всем известно, что оливковый пресс Козимо — самый современный в области и очень качественный. Зачем кому-то строить другой? Особенно такому человеку, как Джанни, у которого руки растут не оттуда, откуда следует. В итоге все стояло бы сломанным больше времени, чем работало. И то, если бы нашелся дурак, захотевший вложить деньги в это дело. — Закончив свою речь, он легонько поклонился мне. — Я все-таки должен вернуться к своим делам, и так уже припозднился. Может быть, увидимся завтра на празднике? Ты просто обязана прийти! Думаю, тебе понравится. В Британии нигде такого не увидишь. — И он улыбнулся перед тем, как уйти.