Золотой воскресник
Шрифт:
В театральном журнале увидели воспоминания Сергея Бархина об актере Льве Вайнштейне. Мы позвонили Серёже, сказали хорошие слова. Сергей Михайлович очень обрадовался.
– Вы ведь не позвонили бы, если б вам не понравилось? – спросил он.
– Я бы все равно позвонила, – сказала я, – а Лёня – нет!
– Мне нужен совет, – говорит Бархин, – писательское наставление…
– Пиши как бог на душу положит, – сказала я.
– Этого я от тебя и ожидал, – разочарованно отозвался Бархин. – А ты скажи, по какому
– Ладно, встретимся как-нибудь… – говорю я.
– Ты как будто актриса, а я режиссер, и я звоню предложить тебе роль в моей постановке “Пиковой дамы”. А ты отвечаешь: “Ну, как-нибудь встретимся, и вы расскажете мне свою концепцию…” Приходите сегодня с Лёней? Или завтра? Пока Лена в Германии, я вас ничем не буду кормить…
Застала Тишкова за таким занятием: из книги одного безумного графомана – а тот подарил две книги – Лёня вырывает страницы, делает самолетики и пускает их с балкона.
Я говорю:
– Это что еще такое?!
А он отвечает вольнолюбиво:
– Да вы забодали уже, писатели, своими бумажными версиями. Скоро все будет на цифровом носителе!
И лихо добавил:
– Прогресс не остановить шайке мерзавцев!
Просветленный мастер Карл Ренц на встрече с нами, своими учениками, сказал, что главным учителем считает свою бабушку.
– Если у меня что-то отбирали в детстве или я терял свои игрушки, она говорила мне: “Сядь, мальчик мой, успокойся, закрой глаза, что ты видишь?” – “Ничего”, – отвечал я. “Это единственное, – говорила она, – что тебе принадлежит…”
Июль 2010 года жара, лесные пожары, кругом клубы дыма.
Лёня выходит из Государственного центра современного искусства. На крыльце стоит охранник и курит.
Лёня, оглядываясь вокруг:
– Ну вы накурили!..
На стенде “Открытого мира” на ярмарке Non/fiction – Илья Кормильцев со своим сборником “Никто из ниоткуда”.
Книжку мало кто покупал, но один человек очень долго листал. Менеджер по продажам Софья Марковна давай подталкивать его к решительным действиям:
– Вот у нас на стенде поэт Кормильцев, он сочинил эти стихи. Многие из них стали популярными песнями. Знаете такой ансамбль “Наутилус Помпилиус”?
– Нет.
– Ну как? Слышали песню? “Я хочу быть с тобой!..” – запела Софья Марковна.
– Нет.
– Ну, Бутусов – певец – знаете такого?
– Нет.
– А смотрели “Брат-2”? – не унимается Софья Марковна.
– Нет.
Кормильцев молча забрал у него книгу и положил на место.
– …Может, мы все были хорошие люди по отдельности, но вместе – это было такое дерьмо!
Налетели на Седова синицы в Ботаническом саду, клевали с ладони семечки,
– Ты достиг уровня Франциска Ассизского, – сказала я.
– Еще нет, – он ответил. – Вот если бы воробьи мне доверились – тогда да.
Лёня на Кубе:
– Мохито я пить уже не буду. Я левомицетин выпил. Это покруче всякого мохито…
Мы с Владиком Отрошенко жалуемся Тишкову, что в издательстве FreeFly нам обоим не заплатили добрую половину гонорара, ни книгами не отдали, ни деньгами, просто послали, и весь разговор.
– Хватит уже вам якшаться с мелкими жуликами, – гордо ответил Лёня. – Пора иметь дело с крупными аферистами!
Отрошенко нам чай принес.
– Возьмите, – говорит, – чай с женьшенем. А то у меня и так по утрам стоит, а от него – как встанет утром, так до вечера и не опускается. У меня и дедушка пил такой чай, и прадедушка! До девяноста лет не хотели расстаться с этим состоянием.
– Эту миниатюру ты можешь закончить так, – посоветовал Тишков. – “«А мы не боимся того, что волнует Владика! Давай сюда этот чай!» – сказал Лёня, заварил и выпил две чашки. Потом ушел и три дня не возвращался”.
В “Переделкино” бабушка:
– Я такая коммуникабельная! Сегодня на Серафимовича встретила двух гуляющих старушек, и одна из них мне сказала, что другая – жена Катаева. Валентина Катаева!!! Вы мне подскажете, что он написал? “Молодую гвардию”?
– Нет, – ответил философ Владимир Храмченко. – Он написал “Кортик”.
– Кем вы были до перестройки? – спросил меня сосед по столу Викентий.
– До перестройки, – говорю, – я была тем же, кем и после перестройки.
– А я до перестройки был советским шпионом.
– Где же вы шпионили?
– В Африке и в Азии, – прошептал мне на ухо Викентий.
– Год трудно прожить, – говорит Володя Храмченко, – куда легче – вечность. А год – его нужно прожить подробно, минута за минутой – с людьми. С людьми ведь трудно жить, с богами – легче.
В этот момент является Викентий:
– Здесь газеты “Московский комсомолец” нигде нельзя купить? Вы в курсе, что сгорел издательский дом “Правда”? Все! Полное крушение.
– …Вот я смотрю на него, – продолжает Володя, – и вижу, какие на земле возможны огромные свершения, труд, который позволит ему еще когда-нибудь подняться до небес. У него очень хорошее рождение сейчас. Он много трудился, чтобы родиться человеком и стать тем, что он есть…
Под этот монолог Викентий молча употребил натощак свеклу с черносливом, съел щи, кашу с котлетой, выпил компот, сказал “Спасибо!” и отправился играть в бильярд.
В столовой Дома творчества у всех в тарелках котлеты с макаронами, а Володя Храмченко – в феврале – ест арбуз, на столе у него горят свечи, каждый день он объявляет во всеуслышание, что у него день рождения, и царственно принимает поздравления.