Золотой запас
Шрифт:
Гнездились под карнизами коттеджей!
ПОЧТОВО-ГОЛУБИНЫЙ ТУПИК
Какие сны могучим старцам снятся?
Такие сны, как будто вдалеке
Игрушечные домики теснятся
Н Почтово-Голубином тупике.
Как будто бы задумал ты гоняться
Сам за собой, юнец, с шестом в руке
Но Кунцеву, чтоб на Москва-реке
С какой-нибудь голубкой объясняться.
Но только не припомню, хоть убей,
Чтоб мы с тобой гоняли голубей.
Скорее
Какие-то ревнители гоняли,
Но мы на них не очень и пеняли:
Мол, незаметен только воробей.
***
Увы, отнюдь не вся Вселенная
Приятным запахом охвачена,
Преобладает нечто тленное,
На изгниванье предназначено.
Не корчи из себя наивника.
Но будь и к смертным благосклоннее
И запах мертвого противника
Не выдавай за благовоние!
***
О, великие начала Девятнадцатого века!
Помню, как меня встречала, молодого человека,
старая библиотека.
Пыль. Ветшающая мебель. А на полках Кант и Гегель.
«Кант и Гегель, да и Шеллинг, ни к чему тебе,
бездельник!»
Нет, бездельником я не был, ибо через быль и небыль,
Через ветхие страницы старых энциклопедистов.
Через призрачные лица мистиков и утопистов
Намечался облик Чарльза
Дарвина и Карла Маркса;
Шарль Фурье и князь Кропоткин,
Из противоречий соткан,—
Вот что книжникам под утро вдохновенно и премудро
серый петел кукарекал!
И таился за колонной, за колеблющейся шторой,
В пиджачок свой облаченный, удивительный ученый —
Федоров-библиотекарь, человек в лучистой форме,
В превеликом увлеченье говоря о возвращенье
К жизни тех, что в здравье добром жить с Грядущим 1
приспособлен,
Сделав плоть свою нетленной!
И глупцам не помешаем тем, что мудрых воскрешаем,—
Места хватит во Вселенной!
ПЛОЩАДЬ РЕВОЛЮЦИИ
Наискосок
От «Метрополя»,
Где шумен метрополитен,
Цветы цветут, как в чистом иоле,
Как будто нету старых стен.
Тут
Славный сквер
Образовался...
Большой театр из звезд ковался.
У Малого обосновался
В уютном кресле драматург.
У памятника
Карлу Марксу
Я видел Розу Люксембург
ЗА ИСКЛЮЧЕНЬЕМ ИСКЛЮЧЕНИИ
В чем смысл вечерних передач?
В угрюмом мире неудач
Всё состоит из злоключений
За исключеньем исключений.
Здесь каждый господин - палач
За исключеньем исключении.
И слуг своих он гнет в калач
За исключеньем исключений.
И
За исключеньем исключений,
И всюду стон стоит и плач
Эр исключеньем исключений.
Ты это все переиначь!
Пускай везде без исключенья
Людские кончатся мученья -
Нет у тебя иных задач!
ФРАНЦУЗСКИЕ МОГИЛЫ
В Горелой Сечи,
Там, где пни унылы
И горек дух обглоданной коры,
Я посетил французские могилы,
Преданьями обросшие бугры:
Садили, мол, французов тут на вилы,
Наполеона брали в топоры.
И на буграх
Краснели мухоморы,
Что здесь зимой на русском холоду
Французские валялись мародеры,
Замерзшие в двенадцатом году,
Но все истлело: ни сапожной шпоры.
Ни кивера в земле я не найду.
И желтых листьев
Бешеные танцы
Лишь помогали мне воображать,
Как всякие гасконцы, нерпиньянцы
Здесь не сумели смерти избежать —
Все заодно остались тут лежать.
О, армия,
Сброд пеший или конный,
Чей здравый смысл давным-давно потух,
Когда иссяк их революционный
Республиканский, вольтерьянский дух —
Полк за полком, колонна за колонной
Легли ничком, укрылись в снежный пух.
«Здесь
Революции иссякли силы,
Империю здесь взяли в топоры,
В Горелой Сечи, где, багрянокрылы
Померкших молний прыгали шары!
Так думал я, ступая на могилы,
Преданьями обросшие бугры.
ТУЧИ ПЕПЛА
Это было
При завоеванье —
Эти краски, стоны, завыванья...
Греки
Прибежали из библиотеки:
— О, калиф великий, не губите книги, пощадите книги!
– Что за книги?
Бели в этих книгах
Есть все то, что сказано в Коране,
То нельзя обречь их на сгоранье!
А коль можно
Прочитать в них
То, что не написано в Коране,
То сберечь их тем больше основанья
Потому, что это любопытно!
Любопытство наше ненасытно!
Словом, надо так или иначе для спасенья проявить
старанье!
И калиф великий
Сам ринулся в пламя
Спасать книги своими руками,
Нзвыло пламя - да и отступило!
Но наоборот все это было.
Д быть может, и вообще ничего такою и не было.
Кроме кучи пепла, кроме тучи пепла.
Жгучи тучи пепла!
Сколько от них слепло!
МИР ПОДРОВНОСТЕЙ
В твердых телах
Происходят незримые нам колебанья, смещенья,