Золотой запас
Шрифт:
Врангель.
Который белогвардействовал! А может быть, ты Врангель
не тот, что злодействовал,
А другой — Фердинанд, мореплаватель, тот. что над
миром
полярных сияний белей лебедей вставал
И российской державы немеркнущей славе содействовал.
Или это не ты в волчьей шубе, как лев. на студеном
ветру был?
А пичуга:
«О, нет, я не Врангель, я Врубель, я Врубель,
я Врубель» — поет с высоты.
В
В Коктебеле
У Волошиных
Было много всякой всячины
И гостей, норой непрошеных...
Было много всякой всячины всевозможных величин:
Гвоздики и пестики, листики и крестики —
Камушки цветные и прозрачные
р сих пор прибой выбрасывает из пучин.
Шел к вулкану я однажды вечером,
Вдруг Волошин, чем-то озадаченный:
Вы не видели Овидия?
Нет! Но видел я Овадия
Савича! — ответил я.
А! Значит, обманулись они давеча.
Спутали Овадия с Овидием
Милые мои друзья!
И ушел Волошин в свет луны...
...Волны были солоны, ветер дул издалека.
Это было уже после смерти и воскрешения Волошина.
Тень Кара да га - профиль Волошина, на море вулканом
отброшенный,
Помню, поднял я с песка.
А пока
Меня больше всего занимают метеорологические
наблюденья,
Климатологические записи Волошина за много лет.
ото очень пенно потому, что любая заметка хроники
Превращается в художественное произведение,
ли ее написал поэт.
• • •
В чертоге
Мощно-немощных
Бессильных силачей
Покоится во мгле ночных
Покоев суть вещей.
И есть там, разумеется.
Алтарь, почти престол,
И кабинет имеется.
И письменный в нем стол.
И на столе лежит оно.
Осиное перо,
И даже — неожиданно —
Отточено остро.
Не удостоверение
Оно во мгле строчит,
Что в силу постарения
Душа уже молчит,
Но утверждает зрение,
В зенит возведено.
Что в силу обострения
Всё пристальней оно!
ЯВЛЕНЬЕ ЮБИЛЯРА
Закат
Сиренев
До того,
Что прямо лиловеет,
Как будто даже от него
Тургеневщиной веет.
Но уверяет
Темнота,
Столь бледная в июне,
Что молодежь уже не та,
Какая
Накануне.
Конечно,
Накануне,
Дым,
Отцы и дети,
Рудин —
Нее это людям молодым
Скучнее школьных буден.
Но
Старый франт
Среди нерях,
Не прах на катафалке,
Тургенев сам встает
Тургеневской читалки.
И к трогательно молодым,
Чей сон не непробуден,
Он мчится —
Накануне,
Дым,
Отцы и дети,
Рудин/
ПУТЬ ГОЛУБОНЕБОВА
Вспоминаем неожиданно.
Непредвиденно, негаданно
То, что было и не видано.
Да и впредь не предугадано.
То есть то, чего и не было.
Но однажды не про это ли
Я читал не у поэта ли,
Кажется, Голубонебова?
А быть может, вовсе не было
Даже и Голубонебова?
Только будет он когда-нибудь
Вижу я его в тумане путь!
ЛИРЫ И ЦИТРЫ
'а.чгонорились о музыке:
— Оруны, вы говорите,
Могут звучать по-русски
Гак же, как на санскрите,
Либо но-нануасски?
— Да, разумеется, если
|вло идет о пляске, сказке, народной песне!
Но если
Шопен меланхолик
И заставляет, грезя,
Нарисованных мелом полек
Существовать в полонезе;
И полнокровен Бетховен
С Шуманом, Листом,
Бахом и Моцартом вместе,
То современные композиторы
Занимаются, как инквизиторы,
С шумом и свистом,
Скрежетом будто по жести!
— Нет, — говорит композитор с глазами полузакрытыми
устало,-
жрежет, который вам уши режет, пам души нежит,
а не корежит.
Или. быть может,
Нет ничего божественней, существенней и
торжественней
Скрежета по металлу?
Кто подытожит
Все, что тревожит
Лиры и ширм.
1ерья, бумагу,
Кисти, палитры?
***
А многие
В первые годы бессмертия
Побыть в одиночестве предпочитают.
Точ нее:
Труды их так редко читают,
Что можно отчаяться.
Да и случается,
Что даже забыты,
Покрытые пылью,
Фамилия, имя и отчество.
Но вдруг прорывается
Будто звоночек
В страну одиночек:
А где тут изрекший пророчества?
Ну, здесь я, сыночек!
А вслед за звоночком и здоровый лавровый веночек-
венок
Взлетает
На чело лобачевское!
НЕВЗГОДЫ
Неспокойно
Доживаю
Остающиеся годы.
Так волнуют, оживая,
Отошедшие невзгоды...
Что же, их я не скрываю
Я всегда хотел свободы!
Я ПОДЫМАЛСЯ НА ПАРНАС
В мои мечты я уходил.
Как будто бы пустынник в горы.
Которые нагромоздил
Век веры для моей опоры.