Зомби
Шрифт:
— А-а, — кивнул капитан, — тогда конечно.
— Так что он, Маг, всю банду свою успел ликвиднуть, — все докладывал Соловьев Магницкому. — Сейчас Капуста нас всех трясти за него начнет… а…
Капитан опустил голову и слушал, и с минуту казалось, что его и в самом деле среди бывших своих нет, и вообще уже нигде нет.
— Где эта анонимка-то?! — сердился в прихожей Макагонов. — Уничтожил?
— Съел! — издали ответили (наверное, «Сталин»).
— А кто же настаивал на идентификации отпечатков? —
— Маг! Не отвечай! Предупреждали!
— Да… не знаю толком, Роальд.
— Борис, — хихикнул Соловьев, — лучший друг!
— А нельзя его сюда позвать? На минуту. Где он там?
— Нечего! — сказал Соловьев. — Ты лучше скажи, как ты ухитрился кусок горелого дела себе домой притырить!
— Борис! — позвал Магницкий, обернувшись к двери в прихожую.
— Борька занят, — сумрачным, низким басом отозвался Макагонов, — перебьетесь!
Низкий, мрачный голос был у Макагонова, — чем-то он занимался в прихожей совсем непотребным.
Надо понимать, что медики еще не прибыли и тело Любки еще здесь. Можно было представить себе ее мертвую наготу и то, как сейчас через нее перешагивают. А на ручке ножа — жирные, даже, может быть, кровавые отпечатки пальцев капитана.
— А что, если ты мне сейчас разрешишь позвонить? — спросил капитан у Магницкого.
— Сейчас! — рассмеялся Соловьев. — Разбежался! Может, в колокол тебе пора звонить?! По ком звонил колокол?!
— Тогда ты сам позвони. Маше. А?
— Сейчас! — сказал Соловьев. — Уже все побежали! Может, этой, твоей Зойке позвонить, или как ее? Не успел ты ее, видать, одну ликвиднуть. Сидит сейчас у нас и все о тебе показания дает. А наглости-то у него! А? Скажи, Магницкий!
Капитан видел поверх плеча Магницкого оголенное (без гардин) окно с белой звездой от давешнего удара по стеклу. За окном висели светляки огней, просвечивало сквозь темное, неокрашенное, крюком изогнутое отражение Соловьева. Город был рядом, но очень глубоко внизу.
— Магницкий! — сказал капитан. — Сейчас Машу убьют. Позвони. Скажи всего-навсего только, чтобы она хоть к соседке ушла сейчас. И оттуда вызвала наших из РУВД или из отделения. Туда, к ней, нужно срочно наряд.
— Ух ты! Как его несет! — радовался Соловьев. — Наряд!
Магницкий ежился, топорщились вихры. Все-таки на него действовало.
Он оторвался от кресла, почесал демонстративно-глубокомысленно затылок и вдруг вышел в прихожую, прикрыв за собой дверь.
— Ах ты, подлец! Куда?! — Соловьев развел руками. — Чего?! Орать?!
Он набрал воздуха в могучую грудную клетку, при этом отодвинувшую его от спинки кресла, и рявкнул:
— Макдональдс!!
Макагонов тут же и вошел, показывая темно-серый ящичек величиной с портсигар. Сунул ящичек под нос Роальду:
— Это что?! У тебя,
Входя, Макагонов уронил стул, прихлопнул плечом дверцу стенного шкафа и оставил на лежащей ничком шубе серые следы.
— Эй! Магницкий звонить же пошел! Этот послал! Этот! — показывал на Роальда Соловьев.
— Это что за прибор?
Капитан покосился на ящичек. Не ответил.
— Что?! Мол, ничего не ведаю?! Этому сказать? Они там, понимаешь, все тело снимают, таскают… Чего молчишь?!
— Это жрец. Душа Ка.
— А морду не набить?!
— Давай я вот здесь нажму. Или сам нажми.
— Стоп! — вошел «Сталин». — Чего тут «нажми»? Дай! Ну?! Будешь отвечать?!
— Я и отвечаю. Это японский диктофон. Вроде получилось автоответчика. Маркин в телефонный аппарат поставил. Если сам орать не будешь, все услышишь. Динамик тут слабый. Вон пуск.
— Ну нажми, нажми. — «Сталин» сунул капитану ящичек и отступил.
(С рукой в кармане.)
Соловьев шарахнулся, влетев локтем в книжную полку.
Макагонов оглядывался на каракулевую шубу, прикидывая, вероятно, как бы, с какой стороны на нее удобнее хлопнуться, если в руках у Роальда оказался бы вовсе не диктофон.
А в ящичке в этот момент зашелестело.
— Сейчас, сейчас, — кивал капитан, — я сам из-за этого целый день бегал. Устал я. Наплевать. От вас устал, осточертели вы мне, болваны…
— Вы? Роальд Васильевич? — спросил из ящичка сдавленный голосок.
— Выключи! — приказал «Сталин» и поставил диктофон на стол. — А этого теперь выведи! И дверь прикрой. Мы тут сами послушаем.
— Это запись голосов, — успокоился Макагонов, — пошел!
Он вытолкнул капитана в прихожую и прикрыл дверь.
— Вы слышите меня? — продолжал ящичек. — Прекрасно! Я ждал вашего звонка. Да-да, вы правильно поняли. Это говорит Илья Михайлович Маркин. И я же лежу на тахте перед вами…
— Все понятно, — сказал Соловьев.
«Сталин» поднял на него глаза:
— Что тебе понятно?
— А переговоры, — кивнул на ящичек Соловьев, — это этот говорит, которого на Каширском валу убили. Маркин. Он говорит этому. Тот…
— Ну и что?
— Ну вот. А это он этому перед смертью говорит. А этот его и записал.
— Это смертельно опасно для вас, — предупредил ящичек, — вы поняли?.. Прекрасно! Приезжайте! Пообщаемся подробнее. Жду.
Ящичек стих. Пошелестел и стих. Дальше… молчание.
— Вот, — сказал Соловьев, — а в этот момент этот этого и шпокнул.
— Кто кого? А к чему он сейчас сказал: «Вы дочитали мое письмо?»
— Этот этого. Вот его. Маркина. А что?
— Мертвого-то? У вас все в РУВД такие? Такие, как ты?
— А что? Все правильно! Этот того записал, и порядок! И все. А что?