Зомби
Шрифт:
— Виноват я, втравил ее в это дело. Что-то я кругом виноват.
— Он же ее хоть вроде не бил?
— Кажется. Я не видел. Сам — носом вниз. Да еще он меня по глазу.
— Если — тихо заговорил врач, — вы бы теряли кровь в результате внутреннего кровотечения, то вы бы стали… слабеть, синеть… вы не смогли бы с нами говорить!
— Я буду слушать.
— Во-первых, — Магницкий поднес тетрадь к лампочке, — ты был прав. Борис действительно мне шепнул, чтобы я тебя отпустил, побег тебе сделал. Да я и сам хотел. Я тебе почему-то верил… А он, значит, понял, что ты ему в другом месте нужен.
— Читай.
—
— Четыре последние страницы, — раскрыл тетрадь Магницкий, — вот отсюда. Вроде резюме. А до того тут покаяния, которые ты читал.
— «Итак, Роальд Васильевич. Я занял у вас некоторое время своей автобиографией. Последнее слово перед казнью. Смешно, что мертвец еще считает себя живым? Да, я зомби уже, зомби, пытающийся после смерти влиять на события жизни. Но мне так легче умирать, оставляя эти воспоминания и некоторые инструкции, создающие, может быть, мнимую возможность влиять на события и руководить ими. Во мне, может быть, погиб великий организатор. Как интеллигент интеллигенту, как…»
— Пропусти! Сейчас уже приедем.
— Да тут как раз где-то к делу переход. Болтливый малый. Вот: «Сейчас, сидя на тахте своей любовницы и, я верю, неотрывно читая мою исповедь…»
— Сидя на тахте! А зря я тогда с нее слез!
— Ничего, сейчас влезешь, — бормотал врач, — я извиняюсь…
— Не соскочи я с той тахты…
— Все, что бог ни делает…
— Ничего, сейчас тебе вправят мозги, — бормотал врач себе в колени, — извиняюсь за грубость! Третью ночь не сплю. Мы на две ставки, но сейчас уж до утра бригада будет спать!..
— Читай!
— «…о которых я упоминал. Каварская имела в распоряжении три-четыре точки, но самый крупный навар шел из косметической фирмы, занимающейся изменением внешности крупных преступников. Как-то я зашел к Каварской, когда еще, как все люди, ходил на своих ногах, а она плачется: «Скажи, Илюша, что же мне еще для души купить? Брульянты есть, машины есть, коттеджи есть, лебеди есть жареные!» Вот так жили. А в заключение она хотела что-то очень крупное «за бугром» прибрать к рукам. И мы стали бы неплохо жить. Ближайшие ее сотрудники — это я, еще один малый, что утоп, зарезанный, а третий — ваш сотрудник и ваш лучший друг…»
— Вот мне бы только до этого места дочитать!
— Читать надо с конца. Я с конца начал.
— Нету внутреннего кровотечения? — спросил врач. — А то конец.
— Нету! Я все равно никуда не двинусь, пока не дочитаем!
— «…мы работали, если взять все годы, на Каварскую больше десяти лет. Горжусь, кстати, что мозговым центром организации был я…»
— Банды! — прошептал врач, — я и то догадался!
— «…мы тоже обеспечились. На чужие имена у меня уже все было. Правда, когда я заболел, на профессоров и экстрасенсов кое-что ушло, чуть не половина. А потом уж стало ясно, что хватит как раз на приличные похороны. Когда меня «замочат», на всякий случай, мои товарищи. Вот сейчас, Роальд Васильевич, я должен буду, чтобы вам стал понятен мой альтруизм и вообще обращение к вам, я должен буду признаться в одном ответственном моменте, который может многое объяснить».
— Резонер! Сложно мне было бы все это переварить, если бы дочитал!
— Сейчас уже Склиф, — сказал врач.
— Спи!
Врач действительно спал,
— Ты все-таки поспеши, Маг! Читай! А то у меня внутреннее кровотечение будет. Что он там еще?
— «…дело в том, Роальд Васильевич, что мне необходимо признаться. У меня есть дочь. Такая же, как ваша, вы понимаете меня. И мы общались до последних лет. Да, несмотря на физический недостаток, который объявили мнимым, я заимел внебрачную дочь. Она живет с матерью. Я гордился ею, вы понимаете! Но ваш добрый друг знает ее адрес. Вернее, знал. Только в феврале, чуя, что дела плохи, я сумел тайком уговорить мать девчонки уехать. Но он ее легко найдет! Вопрос времени. Теперь вы понимаете, на какой узде он меня в последние годы держал? Я не мог выйти на вас, не мог даже допустить, чтобы вышел кто-то другой из нас пятерых, чтобы на меня не пало хотя бы временное подозрение, ведь тогда они уничтожили бы дорогое мне существо. Я вас не обидел? Вы тоже являетесь дорогим мне существом…»
— Удостоился! Вот подонок!
— Да, подонок, — кивнул Магницкий, — но, согласись, пробивается человеческое. Кстати, я этого всего почти не читал, я прямо пробежал вот эти, следующие две страницы. Последние.
— Читай!
— «…в конце этого повествования, на обложке, я составлю список людей, работавших на Каварскую, но не входивших в организацию, но адреса своей дочери я и вам не оставлю. У вашей любовницы Любы ничего почти компрометирующего нет, это я проверял дважды. Я вообще был более подвижен, чем предполагали Каварская и ваш добрый друг».
— У Любки кое-что было. Профукал, «жрец».
— Склиф! — проснулся врач. — Я его нюхом чую!
— Скажи шефу, чтобы постоял пять минут!
— Крово…
Роальд стукнул в стекло:
— Стой пять минут! Перевязку будет делать!
Машина пошла к обочине. По стеклу проплыл
удивленный профиль.
— …течение! — закончил врач.
— Ну и молчи! Спи. Не мешай слушать.
— Я, может, тоже слушаю. Между прочим, этот ваш зомби чистый шизофреник. Резонер, идиот и с идеями… дисморфофобическими!
— Черт с ним! Но эта тетрадка мне, может, важнее ваших кровотечений, мозгов и ребер.
— Ваших ребер, — уточнил врач.
— «…в конце февраля сего года наш с вами добрый друг поделился со мной подозрением, что наш третий, молодой друг, хочет «линять». Тот не был выдающимся, а просто тупым исполнителем, к тому же стал с жиру пить. Он наверняка бы раскололся. Я понял, что наш добрый друг будет ликвидировать дело, тем более что он сам уже насосался, чтобы завести свое дело в нынешних условиях. На меня он тоже не мог надеяться, я умирал и мог «навонять» перед смертью…»
— Что и сделал, — добавил от себя Магницкий.
— «…но пока оба по очереди плакались мне в жилетку. Наш добрый друг был уверен, что я из-за дочери пока промолчу. За день до ликвидации я знал о ней. Молодой же друг в этот день напился у меня, и тут я сделал первую попытку, в духе старых детективов, сообщить о себе вам. Он быт бесчувственен. На его гладкой, молодой коже я оставил вам намек, рассчитывая, что труп, после моего анонимного звонка, найдут. И я подписался «Осирис», рассчитывая, что расследование поручат вам, Роальд Васильевич. Недели через две я почувствовал, что обстановка изменилась. Что-то дошло».