Зов Оз-моры
Шрифт:
– Что это?
– Ведькев? Водный камень… И рузонь шары… ммм… русский колесо…
– Водяная мельница, что ли?
– Ага. Её Ведь-ава снести может. Где тогда муку молоть?
– Вправду злобная тварь! Не пойму токмо, отчего её сын постригся в монахи. Зачем отправился на Соловки?
– Офтай гутарит, море там. Море – это много-много воды. Правда?
– Навроде так, – согласился Денис.
– А если воды много, то и Ведь-ава радуется, и её сынок. Раздолье им!
– Раздолье-то раздолье… Я не о том… Она ж языческая богиня, а замуж вышла за православного кузнеца. С чего бы? Да ещё и сын их стал христианским монахом. Не может такого быть.
– Я тоже супруга православного, – возразила Варвара.
– Но ты же не языческая богиня…
Он не договорил. В избу, дрожа от холода, вошёл Офтай. Варвара затрепетала в ожидании того, что он скажет.
– Приятная для тебя новость, Толга! – с порога пробурчал он. – Инжаня решила принести в жертву Пулукша.
Варвара выдохнула: «Оцю Шкай! Вярде Шкай!».
– Пустой человек этот Пулукш! – словно извиняясь перед самим собой, продолжил Офтай. – Он всё время нарушал наши обычаи. И Вирь-аву, и Ведь-аву злил, а они – подруги не разлей вода. Подумай, что будет, если они обе на нас ополчатся! Не жалей Пулукша, он заслужил свою участь. Ни общине он не был нужен, ни девкам, ни даже себе. Никому! Нет у него семьи. Когда утопим его, надел останется… и дом… – дед заговорщически подмигнул ей. – Смекаешь, Толга?
– К чему ты клонишь, Пичаень Офтай?
– Кузнец-оружейник нам до зарезу потребен, да и ты лишней не будешь. Инжаня решила оставить вас в деревне, в общину включить. Дом вам подыскала и огород.
– Тут всё Инжаня решает, а не ты? Медведь у букашки на побегушках [1] ?
– Ты с ней поосторожней! Чем кости ей перемывать, лучше к завтрашнему дню подготовься. Оз-мору сумеешь спеть?
– Мы с мужем собрались к воеводе Боборыкину, – мягко возразила Варвара. – Зачем мне дом в вашей деревне? И для чего мне петь Оз-мору? Инжаня на что?
– Прямой путь не всегда самый короткий, – задумчиво произнёс дед Офтай. – Не торопитесь в Томбу. Выгорит у вас там что или нет, даже Вярде Шкай не знает. Назад в Козлов вам дороги нет. Так можно и бродягами стать. Здесь же у вас и изба будет готовая, и огород, и куры. Корову вам подарим. Кузню поможем построить. Новую. Поговори со своим Денисом. Намекни, что благодарным надо быть. За спасение. За лечение.
– Он же православный. Как он сможет здесь жить?
– Испытали мы вчера крепость его веры! – рассмеялся Офтай. – Поговори с ним, поговори…
«Боюсь, не согласится Денис!» – засомневалась Варвара, подошла к мужу и стала говорить с ним о том, о сём. О жертве и о наделе – ни слова.
Оба беседовали, разумеется, по-русски. Офтай их не слушал: всё равно ничего не понял бы. Он поверил Варваре, когда та, вернувшись к нему, сказала:
– Я убедила мужа. Он согласен здесь остаться.
– Ну, вот и чудно! Ложись в кершпяле. Отогреваться
Варвара долго не могла уснуть. Жёстко и холодно было лежать на низких нарах. Она слышала, как в полночь начался сильный ветер, почти ураган, и боялась, что он вот-вот сдует соломенную крышу.
Когда ветер стих, Варвара встала и выглянула во двор. Подняла глаза. Небо было таким чистым, какое редко бывает даже зимой. На фоне его угольной черноты мерцали звёзды и Каргонь Ки. Почему назвали Дорогой журавлей эту туманную полосу, как очелье опоясывающую небо? Варвара в ясные ночи любила в неё всматриваться, стараясь различить птиц. Однако ей никогда не удавалось разглядеть там ни одного журавля. Не получилось и сейчас.
Тогда она нашла на небе ковш Карьхкя тяште, жилище Вышнего бога, воздела к нему руки и пропела: «Оцю Шкай, Вярде Шкай!» Варваре было за что его благодарить.
Как же ладно у неё всё сложилось! Теперь и ей будет хорошо, и Денису, и Ведь-аве, и всей деревне, и даже тому человеку, которого принесут в жертву. Он ведь не просто умрёт. Сама Дева воды примет его плоть в своё чрево. Не черви и не звери его съедят, а богиня!
«Интересно, как Ведь-ава будет им лакомиться? – задумалась Варвара. – В кого она превратится, чтоб сожрать этого Пулукша? В сома? В громадного водяного червя? Кто знает… Лучше не думать об этом… Какая же ночь ясная! Оцю Шкай, Вярде Шкай! Спасибо тебе!»
Она тихо, стараясь не разбудить мужа и Офтая, запела Оз-мору. Знала, что нельзя это делать не на керемети, но ей так хотелось!
Да, всем теперь будет хорошо, но особенно ей, Толге. Не взбрыкнул бы только Денис!
– ---
[1] Слово офта означает «медведь». Имя Инжаня переводится как «маленький жучок».
Глава 15. Жертвенный омут
Затемно ко двору Офтая подошла подвода, куда погрузили покрытые копотью котлы для варки жертвенных яств, треноги, потемневшие дубовые бочки со священным пивом. Взяли и корцы, которые инь-атя хранил у себя во дворе, в полуземлянке. На другую повозку посадили деда и невыспавшуюся Варвару, и лошадёнка потащила их по колдобистой дороге к Пишляю, притоку Челновой.
Телега быстро доехала до водяной мельницы, возле которой переминались с ноги на ногу жители деревни. Не все: кто-то ещё был в пути.
Утро было безветренным. Солнце поднималось за перистыми облаками, окрасив их в зловеще-алый цвет. Они отражались в воде мельничного омута, и Варваре показалось, что под её гладью горел адский огонь. Запах душицы и лесного мёда растекался от бочек со шкаень пуре. Котлы для жертвенной каши уже были подвешены к треногам. Три повара наполняли их речной водой и укладывали под них колотые дрова.
Вскоре на берегу собрались все взрослые жители деревни. Они встали лицом на запад, полукругом. В его центр вышли уважаемые старики, а затем из-за ветхой ивы показались инь-атя и оз-ава.
– Чую: чёрные времена настают, – громко и нарочито медленно произнёс Офтай. – В Пишляе течение ослабло. Судака мало стало и леща, а летом мельница забарахлила. Мало того, вчера дождь прогнал нас с керемети. Здесь капельки не упало, а там ливень хлестал. Инжаня простудилась. Не сможет сегодня петь гимны богам. Не случайно всё это!