Зоя. Том первый
Шрифт:
Вдруг почувствовала, как чья-то рука легла на её плечо. Резко повернулась. Это была пани Анна.
* * *Григорий Филиппович, как только отправил Зою домой после всего услышанного, пулей полетел к начальнику. Ворвался в кабинет, поклонился, потом опустился на колени, сказал:
– Пётр Елпидифорович, мне требуется ваша помощь.
Парамонов удивлённо посмотрел на Григория, помолчал. Жестом показал, что нужно подняться с колен.
–
Опять тишина. Удивление с лица начальника не исчезало, казалось, он ещё не успел сообразить, что нужно Григорию. А потом резко дёрнулся, подошёл к подчинённому.
– Что случилось?
Григорий решил, что скрывать правду нет смысла, и сообщил Парамонову обо всём, что узнал от Зои. Рассказывал заикаясь. Сбивался. Начинал заново. Ему и самому не верилось в то, о чём поведала дочь.
Начальник выслушал, вызвал к себе помощника. Что-то нашептал ему, тот скрылся.
Григорий продолжал дрожать.
– Где сейчас сын? – спросил Пётр Елпидифорович.
– В рейсе, прибудет завтра, – ответил Григорий.
– Знаешь, что я должен сделать сейчас? – строго произнёс Парамонов. – Вызвать полицейских.
Григорий Филиппович опять упал на колени.
– Встань, – услышал он и нехотя поднялся.
Снова воцарилось молчание. Потом начальник произнёс:
– Тебя переправят сейчас к сыну, заберёшь его с баржи. Капитану передашь мою записку. Но учти, Григорий, ты теперь у меня начеку! Чуть что, всю твою семью сдам с потрохами.
– Там ещё Прохора сын замешан, – как-то жалобно заскулил Григорий.
Начальник со всей силы ударил кулаком по столу.
– Да вы там что, все с ума выжили? Или ты тоже засланный, проверить меня хотите? На кой чёрт дети туда полезли? Заняться нечем? Так все же при работе! Никаких больше выходных! Пусть пашут с утра до утра, чтобы дурь из голов выбить.
– Я своего в Саратов отправлю, боюсь я, Пётр Елпидифорович! Макар вроде как председатель там, – Григорий опять опустил виновато голову. – Ему лучше больше тут не появляться.
– Даю тебе неделю, – Парамонов заорал во всё горло. – Если не успеешь, найду другого наладчика, а тебя сдам с потрохами. Так и знай. Вон отсюда!
Григорий выбежал из кабинета, его уже ждал провожатый.
На лодке плыли недолго. Баржа стояла на якоре в двух часах от города.
Как только добрались, подали сигнал. Капитан вышел к прибывшим. Выслушал, прочитал письмо. Без лишних слов послал дежурного за Макаром. Сонный юноша ничего не понимал, увидев отца, удивился. Григорий Филиппович старался держать себя в руках, не кричал и не выяснял отношения. Решил повременить.
Отплыли быстро. Теперь предстояло добраться до Саратова.
Макар слушал отца и не верил своим ушам. Всегда считал Таисию преданной комитету. Когда стал председателем, поручал ей ответственные задания.
Ему нравилось то, что Тайга независимая, любящая свободу
Он желал оказаться на месте Николая, завидовал, что девушка выбрала именно его. Держался изо всех сил, когда она была рядом. Пожимал ей руку не суровой хваткой, как всем остальным, а вкладывал в рукопожатие всю свою любовь. Поэтому ладонь Таисии нежно выскальзывала из его рук.
Догадывалась ли она? Возможно. Должна была чувствовать эти искры, пробивающие ладонь. Макар всё время гадал, думал, как проявить себя. Всячески поддерживал инициативы Тайги. Был уверен, что со стороны никто ничего не замечает, только она – свободная и распущенная Таисия: героиня его снов и глубокая заноза в сердце.
Григорий Филиппович всё рассказал Макару и замолчал. Смотрел пристально на сына.
А Макар боялся поднять голову. Было стыдно за то, что отец пришёл выручать рослого мужика, который и сам уже может позаботиться о себе.
Как щенка его вытащили за шкирку, бросили в лодку и увезли против воли. Макар злился, но в глаза отцу не смотрел. Думал, что же могло случиться с остальными, беспокоился о Зое.
«А что, если Янека арестуют? Зоя же не выдержит этого, – размышлял он. – Как же остальные? Неужели Тайга и Николая своего выдала?»
Григорий Филиппович нарушил молчание.
– Макар, – сказал он добрым, ласковым голосом, – тебе плохо живётся?
Сын вспомнил, что такой голос был у отца только в те годы, когда мать была жива. Он на мгновение почувствовал себя ребёнком. Словно ощутил прикосновение ласковых маминых рук. Смахнул слезу, украдкой взглянул на отца: «Не видит ли?»
И почувствовал, как тот гладит его руку. Шершавая ладонь двигалась от локтя до кончиков пальцев сначала медленно, а потом скорость увеличилась, и дошло до того, что Макар почувствовал сильную боль. Попытался освободиться, но Григорий крепко сжал запястье, пробухтел:
– Молчишь…
Макар вздрогнул, дёрнул руку ещё раз. Отец схватил вторую.
– Молчишь, гадёныш! Решил в войну поиграть? Ну поиграй, поиграй! Плохо тебе живётся, да? На царя в обиде? Я всю жизнь вот этими вот руками строил и чинил. Ни разу мне царь дорогу не перешёл! Потому что я трудился на благо своей семьи! Чтобы быть сытым, нужно встать и пойти работать! А у вас, видимо, работы мало, раз есть время листовки эти чёртовы составлять и читать.
Григорий отпустил руки сына. Сжал ладони в кулаки, ударил ими сильно о борт лодки. Видимо стесал кожу, взвизгнул и заорал во всё горло: