Зоя. Том второй
Шрифт:
Письма от Янека приходили довольно часто. Зоя читала их в одиночестве и складывала в шкатулку. Катя просила дать почитать, но Зоя прижимала их к сердцу и качала головой.
«Золото моё, нет в мире слов, которыми я мог бы описать свою любовь к тебе. Я, как и тогда в ссылке, только твоими молитвами жив.
Вчера из нашей роты остался я один. Мне стыдно перед теми, кто погиб на моих глазах. Они все ушли, а я живу. Для тебя живу, моя родная Зоечка.
Если удаётся поспать, я вижу тебя во сне. Ты у меня одна на всём белом свете любимая и родная. Твои глаза и
Все теперь называют меня бессмертным. Спрашивают, в чём моя сила? А моя сила, моя жизнь – это ты, Золото… Закончится война, и я опять прикоснусь к тебе, родная. Люблю…»
Все письма были написаны в таком духе. Когда Зоя их читала, ей казалось, что Янек сидит рядом с ней, и она слышит его шёпот, чувствует его прикосновения.
«Зоечка, Золото, я опять один остался жив. Меня переводят в другую часть. Поговаривают, что там не до писем будет. Но я при первом удобном случае буду писать тебе, любимая.
Я всё-таки немного полежал в госпитале. Но ты не волнуйся, родная. Мы съели что-то не то, какие-то грибы. Отравились. Уже всё хорошо, я опять в строю.
Сейчас у всех перед глазами разрушенная деревня, а у меня только ты. Я ради тебя буду гнать врага. Ради того, чтобы ты не видела этого ужаса.
Мы победим обязательно, и я опять прикоснусь к тебе. Какая же ты у меня красивая, нежная, любимая. Вся моя жизнь – это ты. Жди меня, родная, с каждым днём я всё ближе к твоим губам. Твой, только твой и ничей больше, Янек…»
Катя всё-таки без спроса эти письма прочитала.
Она призналась в этом Николаю Алексеевичу перед смертью. Говорила, что читала и обливалась слезами, и завидовала Зое. Когда молилась за Янека, просила мысленно, чтобы он и ей прислал письмо, но ни разу Янек ничего не прислал.
В своих письмах он даже не вспоминал о детях. Его строки были пропитаны любовью только к одной женщине. И было понятно, что нет в его голове мыслей о других, и на всём белом свете существуют только он и Зоя.
Когда муж ушёл на войну, Зоя осталась в доме вдвоём с Катей и её дочкой Кариной. Катя работала на пекарне. Когда в ноябре 1941 года немцы вошли в Ростов, Катя возвращалась с работы.
На улице творился хаос. Жители толпами врывались в магазины, пекарни и вытаскивали оттуда всё, что попадалось на глаза. Катя хорошо запомнила танки и лица немцев, встретившихся на её пути.
Один из немцев присвистнул при виде Кати. Широко улыбнулся. У неё внутри всё похолодело. Она остановилась и смотрела, как жители грабят магазин. Он что-то говорил по-немецки, а потом подошёл к магазину, из которого жители выносили ящиками сухари, и начал забирать ящик у одного из мужичков. Тот сопротивлялся долго. Но немец оказался сильнее. Он выхватил из рук мужичка награбленное, подбежал к Кате и вручил ей с улыбкой. Катя попятилась назад и покачала головой, мол, не возьмёт.
И тут немец неожиданно произнёс по-русски:
– Берьи и бегьи, пригодьится…
Катя продолжала пятиться назад. Немец наступал на неё, ящик упирался Кате прямо в живот.
У Кати была паника,
– Берьи и бегьи, пригодьится…
Катя схватила ящик и побежала в сторону дома. Слышала, как немец свистит ей вслед.
Как добежала до калитки, Катя совсем не помнила. Бросила ящик на пол, села за стол и зарыдала. К ней тотчас подошла дочка, прижалась, что-то шептала.
Зоя переводила взгляд с ящика на Катю и обратно.
Когда Катя успокоилась, рассказала обо всём Зое.
– Мама Зоя, давай выбросим этот ящик?! – взмолилась она. – Воровать – это грех.
– А это не ты украла! Ещё вспомнишь про этот ящик, когда есть будет нечего. Не вздумай выбрасывать! Война. Да и как ты выбросишь-то? Не жалко столько людских трудов? Это же твоими руками сделано. Катя, война всегда против правил. У тебя ребёнок, всё пригодится. Отнеси ящик в сарай, переложи всё в банки. Не дай Бог, мыши или крысы испортят.
Катя послушно кивнула.
Появление в Ростове немцев очень встревожило Зою, и на следующий день она отговорила Катю идти на работу.
И правильно сделала, что отговорила. Неожиданный стук в дверь испугал и Зою, и Катю. Зоя долго не открывала, велела Кате и Карине тихо уйти через задний двор и спрятаться в сарае, как когда-то, ещё во время Первой мировой войны советовал Николай.
Катя упрямилась и уходить не хотела. Тогда Зоя прикрикнула на неё впервые за всё время с их знакомства. На мгновение Зое показалось, что Катя смотрит на неё детскими испуганными глазами. Зоя даже зажмурилась, открыла глаза, но ничего не изменилось. Тридцатидвухлетняя Катя так и смотрела на неё испуганно.
– Я никуда не пойду, мама Зоя. Может быть это папа? Я открою, – Катя ринулась к двери, но Зоя остановила её.
– Ты же сама вчера видела, что немцы в городе. К нам сюда мало кто захаживает. Зачем судьбу испытываешь, уходи, Катя, – Зоя была уже сильно раздражена.
Карина тянула мать за руку. Когда они ушли, стук повторился.
Зоя взяла кочергу, прислонилась к двери, услышала шёпот:
– Зоя! Это я, Коля.
Зоя выдохнула с облегчением. Открыла дверь.
Коля редко попадался ей на глаза. Когда исчезла Евгения, он какое-то время держался, а потом стал пить. Продолжал работать в порту, но ещё до войны Янек рассказывал, что Коля уже совсем не тот, каким был раньше. Никакая поддержка со стороны Ильи и Янека не вернула его к нормальной жизни. А его сын Прохор так и вырос замкнутым, молчаливым.
– Я в городе был, Зоя, – начал он.
Зоя обратила внимание на трясущиеся Колины руки. Он, заметив её взгляд, по привычке стыдливо спрятал руку без пальцев в карман.
– Проходи, Коля, – ласково сказала Зоя, – я пойду за девчонками своими схожу, а то они в сарае замёрзнут. Напугал ты нас…
Коля долго разувался, шоркал, сел на пол, облокотившись спиной о печку. Зоя накинула на себя полушубок и побежала звать Катю и Карину. Ноябрь был суровым. Страшнее холода ноября 1941 года Зоя за свою жизнь больше не ощущала.