Зубы настежь
Шрифт:
Мерзавец как-то удержался, но стоял и мотал тупой обалдевшей мордой, и тогда я, подпрыгнув и сцепив зубы, с лета ударил ногой уже с тройного разворота. Опять в челюсть или вообще в морду, все равно получилось так смачно, так сладостно, так восхитительно, словно я, отбросив предрассудки, подгреб под себя принцессу, служанок и поставил ее рыжую лошадку.
Его отшвырнуло как резиновый мячик. Я смотрел, стараясь не пропустить ни байта информации, когда он шарахнулся о дерево, его расплескало на площади в шесть соток, забрызгало от корней до кроны, а потом он сполз кровавой массой на землю, а я постоял перед ним, шевеля
Но он не встал, только ворочался как кабан с содранной заживо кожей, в нем хрипело и булькало. Я передернул плечами, словно цыганка в танце, отвернулся и пошел к лагерю, медленно остывая от священной ярости богов. Шпион вообще-то, обозвав меня киллером, сделал комплимент. Сейчас киллеры окружены ореолом романтичной таинственности как в прошлом – робин гуды, скарамуши и прочие зорры.
Воевода сидел у костра понурый, руки протянул к языкам пламени. Похоже, его морозило после ледяной воды из родника.
– Одним меньше, – ответил я на его вопросительный взгляд.
Он поморщился:
– Этот тот, который держал принцессе левое стремя?
– Пусть садится справа, – предложил я.
– Да справа такой же... От куявов по десять золотых в месяц. И еще по корове в год.
Я сел рядом, руки воеводы с толстыми изуродованными ревматизмом пальцами слегка вздрагивали.
– А коровы зачем?
– Да не ему, семье. Им и зерно от властей, поблажки с налогами. Ты, того, если не хочешь сам держать стремя... а также подавать ей воду, то поостерегись истреблять нашу цивилизацию.
Я зябко передернул плечами и тоже протянул руки к огню:
– Да, конечно. Нельзя нарушать равновесие в природе.
Закат все еще был удивительно нежным, словно румянец на щеках юной девушки. Небо на западе стало розовым, там в темной стене леса была широкая щель, и мы видели как на расстоянии копья от темного края земли застыл, не решаясь опуститься, расплавленный слиток металла. От него шло радостное сияние, словно от пера жар-птицы. Розовый свет захватывал почти половину неба, дальше плавно переходил в нежно голубой, тоже чистый и свежий, словно не поздний вечер, а раннее утро, когда даже солнце отдохнуло и посвежело.
Подсвеченные снизу облака загибали выпуклые края, сочные как набухшие лепестки роз, только плотная середина облаков быстро темнела, становилась похожа на окалину на быстро остывающем металле.
И только тогда, когда я налюбовался этой сказочно прекрасной картиной, солнце быстро опустилось. Чаша неба темнела однако медленно, впятеро крупнее и выше привычной, звезд высыпали целые рои, яркие, блистающие, а самые яркие смотрелись не яркими точками, а почти планетами!
Луна поднялась огромная как Юпитер, видимый с Ганнимеда. Следом всплыли вторая и третья, все настолько огромные и рельефные, что я невольно напрягал зрение, инстинктивно силясь рассмотреть не только высохшие моря и каньоны от метеоритные ударов, то и отряды крохотных всадников.
Из шатра принцессы раздавались тихие звуки лютни, как мне показалось, хотя я лютню никогда раньше не видел и не слышал, сквозь тонкую ткань иногда просвечивал светильник. Я различил ползущие оттуда тонкие ароматы благовоний, инстинктивно подобрал ноги, чтобы не испачкаться.
Стража сидела в трех шагах
Постепенно пламя костров пригасало, поленья разваливались на багровые. В светящихся изнутри углях, похожих на елочные украшения, бегали крохотные огненные человечки. В лагере стало темнее.
Один из сидящих у костра поднялся, зевнул, похлопал себя по вздувшему животу, икнул и направился в кусты. Не успел исчезнуть в темноте, как еще двое встали и, даже не потянувшись, неслышно скользнули в темноту.
Я сидел неподвижно, прикинулся, что дремлю. Люди поднимались один за другим, ступали в непроглядную тьму. Иногда я слышал как треснет сучок, но, в основном, все двигались бесшумно. Затем я услышал легкий хлопот крыльев, закачалась ветка.
Тишина, после долгой паузы далеко за деревьями захлопали крылья еще и еще, затем это слилось в единый шелест, словно я присутствовал на церемонии закрытия Олимпийских игр. Это было чарующе прекрасно, я не стал даже по скверной привычке человека из того, оставленного мира, размышлять, что же это за голуби с повадками летучих мышей, просто разнежено слушал волшебные звуки взлетающих птиц, таких милых и ласковых, и плевать на то, что разносят полиэмиелит и всю ту заразу, что и крысы, за что голубей зовут крысами с крыльями, где-то даже истребляют, а здесь это просто милые птички с белоснежным оперением, ласково урчащие как котята возле огня, сейчас взлетают над лесом, делают круг, выбирая направление по звездам и устремляются в путь, спеша вернуться в родное гнездо и принесли драгоценное сообщение о продвижении нашего отряда.
Шпионы возвращались в опустевший лагерь поодиночке, но для меня это выглядело, как будто все действуют по команде, чуть ли не строем, так же разом бросили на багровые угли по паре хворостин, затем завернулись в плащи возле костров и захрапели с чувством выполненного долга.
Последняя из лун опустилась за край. Над головой полыхал серебряный пожар. Огромные звезды слились в единую спекшуюся массу, на землю падал странный свет, от которого мурашки бегали уже во внутренностях. Не ликующе солнечный, не мертвецки лунный, а странный волшебный. Именно при нем, а не при луне, могут танцевать легкие цветочные эльфы и феи, свершаться чудеса...
В двух полетах стрелы от спящего лагеря в глубинах земли возник странный лиловый свет. Слабый, рассеянный, но в темноте он был заметен отчетливо, к тому же медленно ширился, становился ярче.
Остолбенев, я смотрел как из недр темной земли вспучивается странный пузырь, темный, грязный, но из трещин грязной коры виден лиловый свет. Земля с шорохом осыпалась, выдвигалась массивная скала, булыжник размером с бронетранспортер... Нет, еще выше, массивнее...
Я перевел дух не раньше, чем чудовищная глыба замерла. Теперь лиловый свет, слегка пригаснув, проникал из середины грубого камня. Я отчетливо видел все трещины на поверхности, наплывы. Мелькнула тень, словно в свете бьющего из-под земли прожектора кто-то поднялся, шевеля из стороны в сторону странно приплюснутой головой, исчез. Лиловый свет чуть померк, затем там начали мелькать новые тени.