Зубы настежь
Шрифт:
Все еще глядя прямо перед собой, она спросила звонким детским голоском:
– Твое имя – Рагнармир?
Голос ее был по-прежнему надменный, и такой хамский, что у меня зачесались руки если не дать ей по харе, то хотя бы ответить так, как отвечают девкам с Тверской, когда те предлагают свои услуги чересчур откровенно:
– Да, принцесса. Тебе не холодно?
Ее синие глаза с интересом пробежали ощупывающим взглядом по моей фигуре:
– А тебя это волнует?
– Конечно, – буркнул я. – Ехать через лес, а там ветки, колючки... Мне не хотелось бы,
– Розовых? – удивилась она. – Почему, розовых?
Пока она изгибалась в седле, пытаясь рассмотреть свои ягодицы, в самом деле оттопыренные, я с надеждой смотрел на мост впереди, надеясь, что из-под него выскочат разбойники, ушкуйники, тати... хотя тати вроде бы не сидят там с кистенями наготове. По крайней мере я бы ускакал вперед, а там не знаю, что сделал бы с ними, если бы представил, что это не бедные тати, а принцесса передо мной с ее напыщенным дураком...
– А правда, – спросила она, – что ты сразил самого Громоблещущего Низвергателя Королевств и Тронов?
– Брехня, – ответил я равнодушно.
Она оживилась:
– Вот и я так сказала! Низвергатель – великий воин. С ним не совладать и отряду варваров.
Я промолчал. От принцессы веяло свежестью чистого вымытого здорового тела. Тонкие ремешки не закрывали грудь, только чисто символически прикрывали розовые соски, а сама грудь, как две полные чаши, красиво и вызывающе покачивалась в такт конскому шагу.
Прогрохотали копыта крупного коня, я опять же, не оборачиваясь, видел как подъезжает ее бессменный защитник. Слева пахнуло запахом розового масла, герцог даже в походе следит за внешностью.
– Что случилось, принцесса? – спросил он ревниво. – Это варвар снова оскорбил вас?
Я не помнил, чтобы я оскорблял ее раньше, но смолчал, смотрел в точку над конскими ушами, где смыкался небокрай с земнокраем. Я чувствовал испытующий взгляд принцессы, но пауза длилась как кроманьонская эра, наконец принцесса бросила насмешливо:
– Он только что признался, что вовсе не убивал Низвергателя!
Герцог хмыкнул, я перехватил странный взгляд, который он бросил в мою сторону.
– Я тоже не верил этим слухам, – сказал он довольно. – Разве что в спину, а то и вовсе сонного...
Мой конь ржанул и пошел вперед лихим наметом. Я не состою у них на службе, просить позволения удалиться не обязан. Раньше бы обиделся, вспылил, исходил бы бессильной злостью, но с такими глыбами мышц чувствуешь себя странно защищенным даже от оскорблений. Говорят же, что самые злобные собаки – мелкие, а всякие там гиганты сенбернары – одно добродушие.
Волк сидел впереди на тропке, довольный как крокодил, утащивший антилопу, а на ветке сверху нахохлилось черное порождение ночи. Ветка, несмотря на толщину оглобли, заметно прогнулась и потрескивала. У волка из раскрытой пасти капнула красная капелька, Не глядя, он подхватил языком, в желтых глазах были насмешка и благожелательная сытость напополам с неосознанным превосходством.
–Ну как? – спросил он,
Конь попытался достать его копытом, волк с готовностью показал клыки, и конь передумал. Или отложил для более удобного случая.
– Меняемся? – предложил я.
Шерсть на спине волка поднялась как у дикобраза иглы:
– Ни за каких зайцев!.. Вы уже мимо трех хороших ручьев проехали, не заметили. А это пернатое в одном даже рыбешку поймало. Правда, дохлую. Кверху пузом плавала.
Ворон даже не соизволил ответить, тяжелый и сытый. Когтистые лапы с такой силой обхватили ветку, что оттуда срывались прозрачные капли. На когтях прилипли крохотные волоконца, при виде которых у меня тоже поднялась шерсть на спине. Я бы их назвал, скорее, остатками человечины, чем рыбятины.
– Где следующий? – спросил я.
Волк оживился:
– Ты о добыче?
– Ручей где?
Волк повернул голову. В двух полетах стрелы особнячком красовалась роща с кудрявыми, неправдоподобно красивыми, как нарисованными, деревьями. Солнечные лучи пронизывали ее наискось, кроны искрились как усыпанные изумрудными камешками, а между стволов угадывалась тень, прохлада.
– Ладно, – согласился я. – Раз уж вы так устали... Привал на ночь. Можете не убегать далеко, вы мои спутники.
Волк даже попятился, а ворон буркнул:
– Ты сам еще откаркайся! Скоро заклюют.
– С чего ты взял?
– Мне сверху видно все...
Сзади послышался настигающий стук копыт. Волк отступил еще, прорычал:
– Мы лучше поохотимся... Только разошлись!. Поговорим после.
– Всегда после... – проворчал ворон с неохотой.
Однако оттолкнулся от ветки, та затрещала и пошла к земле, но ком ночи уже снялся в воздух, пошел в сторону леса, тяжелый как цементовоз. Стук копыт сменился шагом, сиплый голос воеводы, чем-то похожий на волчий, проревел за моей спиной:
– Ишь, зверюки... Я такого толстого кабана с крыльями отродясь не видел.
С ним были принцесса и герцог, в трех шагах остановилась стража. Принцесса капризно наморщила носик:
– Он с ними разговаривал?
– А что удивительного? – ответил за меня герцог. – Все животные понимают друг друга.
Воевода нахмурился, старый вояка опасается ссор в походе, но я только выпрямился, раздвинул плечи и улыбнулся широко и по-варварски беспечно. Когда такой торс, такая грудь как в латах, а зубы белые и ровные, то лучше просто пошевелить плечами, а рот открывать пошире, тем самые напоминая, что у герцога зубы-то серые и кривые.
– Да, – ответил я воеводе, игнорируя остальных. – Мы такие животистые! Зато с нами едут натуры настолько возвышенные, настолько одухотворенные... Что, наверное, и за кусты никогда не ходят, а если и ходят, то листья выбирают пошире и помягче.
Воевода в недоумении вытаращил глаза, перевел взгляд на одухотворенные натуры, звучно хлопнул себя по лбу:
– Привал!.. Коней не расседлывать!
Я простер длань, чувствуя что похож на того на коне, что на площади Скобелева:
– Вот в той роще прохлада.