Звенья одной цепи

Артемьев Юрий

Всё правильно. Если я попадусь где-то, то и рассказать особо много ничего не смогу. Хотя, это если допрашивать будут обычные люди в форме. Если найдётся какой-нибудь изобретательный изувер, который будет мне под ногти втыкать острые и тупые иголки, или подключит мне электропровода туда куда не надо… Тогда мне проще будет совсем о стенку убиться, ибо нет таких людей, которые могут вытерпеть все пытки… Но даже и тогда, признавшись, что я советский шпион, я не выдам им самую главную нашу с Лёшкой тайну. Потому что у них фантазии не хватит. Ведь чтобы задать «правильный» вопрос,

надо знать, что спрашивать. А вряд ли, кто в здравом уме и трезвой памяти поверит в эту фантастическую версию. Скорее сочтёт меня ипанутым на всю голову, сошедшим с ума от изощрённых пыток…

* * *

Долго ли, коротко ли… Впереди показалось какое-то селение. А не доходя метров пятьсот, на обочине, я обнаружил стоящую машину… Издали показалось, что это горбатый «Запорожец». Но, подойдя поближе, я понял, что это далеко не так… На морде машины был шильдик с буквами «Zastava». А я вспомнил. Была такая машина у югославов. Её вроде бы с итальянского Фиата скопировали. У неё было ещё смешное такое прозвище… Дай Бог памяти…О! Точно… «Фича». Я где-то даже читал про неё… У неё была смешная такая реклама: This is not Bug, this is Fica! (англ. Это не Баг, это Фича!) Намёк был на некую схожесть с Фольксвагеном по прозвищу «Жук». Это уже потом, после появления компьютеров и, соответственно, компьютерных багов, фраза из рекламы перекочевала в айтишный сленг.

Ну а пока «Фича» — это всего лишь малолитражная машина. Или микролитражная?

Да… Разглядев машину поближе я очень-очень расстроился… Потому что в машине никого не было. Это было видно и издали, но я надеялся, что водитель откинул спинку сиденья и дрыхнет в ожидании меня по причине раннего утра. Но, увы… В машине никого не оказалось. А ещё… А ещё у машины были спущены два колеса. И если заднее не совсем до конца, то переднее — в ноль.

Я присел возле машины прямо на мелкую щебёнку… Во-первых: передохнуть, а во-вторых: подумать о том, что делать дальше.

В том, что эта та самая машина я уже не сомневался. Ломать голову, куда делся водитель, я не стал. Наверняка не смог на месте решить проблемы с пробитыми колёсами и пошёл в селение. Может за новой камерой для колеса, а может у него и домкрата даже нет. Кто же его знает.

Солнце поднималось всё выше. Я сидел и любовался окружающим пейзажем. Пригревало… А я всю ночь трясся на лошади, держась руками за костлявые бока цыганской девочки. Веки мои тяжелели, глаза слипались… Я задремал, уронив голову на грудь…

* * *

— Александре! Да ли ти је досадно овде без мене, сине? (серб. Александр! Заскучал тут без меня, сынок?) — разбудил меня громкий мужской голос.

Я открыл глаза. Прямо передо мной стояли двое мужчин. Один был одет по-городскому, а другой больше напоминал типичного колхозника. Городской улыбался… А ещё… Он подмигнул мне. А «колхознику», судя по всему, было глубоко по фигу… Селянин держал в руке запасное колесо, а городской — домкрат и камеру.

— Ово је мој син. Он не говори. Неми од детињства. (серб. Это мой сын. Он не говорит. Немой с детства.) — снова сказал что-то по-сербски

городской, обращаясь на этот раз не ко мне, а к «колхознику».

Не обращая на меня никакого внимания, мужчины занялись ремонтом. Я решил, что меня это не касается, и остался в стороне от кипящей работы полевого шиномонтажа. Но мне понравилось, как ловко эти двое разбортировали снятое колесо и поменяли камеру. Старую продырявленную камеру тут же заклеили каким-то резиновыми заплатками, присобачив их очень вонючим клеем. После чего стали снимать и разбирать второе колесо.

Я типа не понял, зачем они стали это делать, так как машина уже стояла на всех четырёх колёсах, которые «городской» уже накачивал при помощи ручного насоса… Хотя… Целая и накачанная запаска в дальнем пути не помешает. Наконец работа была закончена. Мужики стали пожимать друг другу руки, прощаясь.

— Хвала Душане! Много си ми помогао. (серб. Спасибо, Душан! Ты мне очень помог.)

— Хвала, Мирко! Веома сте великодушни. Данас сам зарадио за сат времена колико сам зарадио за недељу дана. (серб. Тебе спасибо, Мирко. Ты очень щедрый. Я сегодня за час заработал, как за неделю.)

Распрощавшись, колхозник ушёл в направлении селения, а городской сразу перестал улыбаться и строго на меня посмотрел.

* * *

— Ну, здравствуй, Саша!

— Здравствуйте!

— Ты вообще ничего не понимаешь по-сербски?

— Нет. Так… отдельные слова. И то, если не быстро.

— Тогда ты просто молодец. Я сказал этому местному парню, что ты мой сын, но немой.

— Я не понял… мой — не мой…

— Немой. В смысле не говоришь ничего с детства.

— А… Тогда понятно.

— Меня зовут Богомир. Или проще — Мирко. Нам с тобой ещё долго ехать. Если кто-то тебя о чём-то спросит, то просто кивай головой или плечами пожимай…

— Мирко! А как кивать? Вон в Болгарии когда «нет», кивают, как «да», и наоборот…

— Не. Так только в Турции и Болгарии делают. Ну, ещё и албанцы иногда, но не все… Так что у нас в Югославии, всё как в Союзе.

— Вы хорошо говорите по-русски. Небольшой акцент слышится только, да и то не слишком заметный…

— Да? Я думал, что говорю без акцента. Я учился в СССР…

— Ясно. А куда мы едем?

— Узнаешь, как доедем…

Ну, вот… И здесь опять туман и тайны…

* * *

Дорога, дорога… Ты знаешь так много о жизни моей непростой… Так, кажется, пела в будущем знаменитая группа «Любэ»…

Ничего это дорога не знает обо мне сейчас.

Кто я? Куда я иду? Куда я еду?

Я сидел рядом с Мирко, и привалившись к стеклу боковой двери, смотрел вперёд. Мой сербский водитель действовал так же, как и его болгарский собрат Радко. Он ехал по второстепенным дорогам, максимально избегая крупных поселений и больших городов. Но не везде и не всегда. Видимо, иногда это было невозможно избежать… Пару раз заправились. Один раз из канистры, а в другой раз Богомир тормознул проезжающий мимо грузовик, махнув канистрой. Водитель грузовичка легко согласился продать нам лишнее топливо. И мы поехали дальше…