Зверь Лютый. Книга 19. Расстрижонка
Шрифт:
Для меня эта личная позиция Андрея – была чрезвычайно важна. Суздальские князья, активно привлекавшие и поддерживающие переселенцев, всегда были враждебны к экспорту рабов. А вот укрывательство беглых, "со Стрелки – выдачи нету", обеспечивалось именно этой, христианской нормой: "не может быть подобие божие – скотом
Через несколько лет, добиваясь запрета на вывоз людей русских из "Святой Руси", ограничения и отмены рабства, я был уверен в поддержке Боголюбского, в его "душевном согласии", приводил доводы, ему понятные, часто - от него же услышанные. Совмещая аргументы как мирские, так и божеские.
Князь, по-прежнему не оборачиваясь ко мне, выдал ещё пару деловых фраз. Как найти лодочку с сопровождающими, как выйти из города затемно, пуговица от княжеского кафтана в качестве мандата - подтверждение для Софьи моей миссии.
– - Скажешь: послан привезти ко мне. Тайно. Для разговора о делах семейных. Ты ж только правду говоришь?
– Вот правду и скажешь.
– - А если откажется?
– - Тогда... как нынче тысяцкого. Цепками своими. Служанка обиходит.
Андрей вёл разговоры отрывисто, малословно. Отнюдь не объясняя и не разжёвывая. Причина – в его государничании. Всякому... чудаку каждую мысль свою растолковывать – на дела времени не хватит. Привычный к бою, к конной атаке, он и в жизни разговаривал приказами. Такое малословие, глубоко в нём укоренившееся, давало место недоговорённостям. Что создавало для меня простор свободы. Не произнося лжи, не являя неповиновения, на одних лишь недомолвках и недосказанностях, находил я возможности делать вроде бы и по его приказу, а и по своей воле. И являть ему уже дело сделанное, а не помыслы сомнительные.
Такая же манера - говорить кратко - насаждалась мною на Стрелке, среди людей моих. Видя Андрея со стороны, я лучше понимал: где одного слова достаточно, а где нужно человеку в душу влезть да наизнанку вывернуть.
Глава 408
Только с комнатушки вышел - моих искать не надобно: крик на весь дворец слыхать. Николай орёт. Так это... заковыристо. С приговором. Но - без вердикта. Заглядываю: они со скотником за грудки уже сцепились.
– - Николай, оставь боярина. На сегодня всё, завтра докуёте.
Мужи добрые расцепились, пофыркали. Скотник рукав полу-оторванный пошевелил, хмыкнул удивлённо:
– - А и добрый у тебя, воевода, купчик в приказчиках. За выгоду твою бьётся яро, торг ведёт хитро. Славно по-разговаривали. Как в годы молодые. Э-эх, было времечко... Ты, слышь, Николка, ты завтра после ранней заутрени приходи.
Выбрались во двор - Лазарь на крылечке сидит, с камнем дворовым - в один цвет.
– - Ну что, бледнолицый посланник мой? Живой? Тогда пошли домой. Давай-давай, подымайся. Смотреть - выше, дышать - глубже.
И завертелось. Цыба плакала, что ей уезжать велено. Лазарь в испуге хлопал глазами и поджимал губы - решил, что я его наказываю за... за пищеварение и прочие негоразды.
Пару раз являлись на двор разные... депутации. Типа:
– - А вот здрав будь соседушка, а вот как живешь-можешь?
Живу - хорошо, могу, в основном - матерно. Для знакомств-разговоров - не время.
Наглые такие, прилипчивые. Слов не понимают. Ты ему, как из сортира: "Занято!", а он прёт будто президентский кортеж брюхом по осевой. Он - боярин, он - в гости пришёл. По русскому обычаю, хозяин свои дела - в сторонку, гостя принимает. Солнце ясное заявилося.
Это хорошо, когда в дому делать нечего, или к своим делам - душа не лежит. "Гость в дом - бог в дом" - правильно. Если в дому от безделья мухи дохнут.
"Сначала все к нему езжали;
Но так как с заднего крыльца
Обыкновенно подавали
Ему донского жеребца...".
Я - не Онегин. И дончаков здесь пока нет. Поэтому - словами.
Сказал раз, сказал другой - не доходит. Благо - у меня мужики здоровые. Не жеребцы, но близко. Резан, после пары моих реплик - как наскипидаренный, пар из ушей - аж свистит.
Гости как приехали, так и отъехали. Не, "отъехали" - значительно быстрее. Кое-кто и шапку оставил. В спешке "отъезжания".
Время. Пока суетня - ни сделать, ни подумать. А надо много.
"Ласточку" с Цыбой, "гороховой вдовой" и кое-какими вещицами - послезавтра, чуть светанок - домой, во Всеволжск.
С Салманом. Без бойца - никак. Такая невидаль многим - как кусок лакомый. То, что они с ней мало чего сделать смогут, только на дрова порубить, да паруса на штаны перешить - после дойдёт. Сперва будет "ё!", потом "моё!", а уж потом-то и мозги включаться.
Пристрастие русских людей к вещам чужим редкостным имеет характер острого мозгового заболевания. Сходное явление наблюдалось на реке Тибре и в городе Пизе... Так. Про это я уже...
"Чёрный ужас" одним своим видом - многих распугает. Да и в драчке у пристани они с отсендиным Диком сработались.
Терентию и Чарджи - срочно сочинить инструкцию. Как встречать караван "подъюбочников". В смысле: под ленточками из старой юбки. Суть инструкции - "жёстко". "Вор должен сидеть". Здесь, в "Святой Руси", "вор" - государственный преступник. Для меня - всякий, не исполняющий мои законы.
"Государство - это я".
С Николаем снова прошлись по "повилам на четыре ноги". Что-то закрывается полностью, что-то - частично. Но серное масло придётся покупать. И не только во Владимире. "Серная кислота - хлеб химической промышленности". У меня - нет промышленности. Да и "масло" - не кислота. Но из доступного сегодня - наиболее похожее.