Зверь Лютый. Книга 19. Расстрижонка
Шрифт:
– - Да тебе-то что?! Да! Батюшка мне радовался! Баловал! Умницей-разумницей, красавицей писанной называл! Да, он меня - любил! Удостоверился?! Дальше-то чего?
– - Ты, Софочка, не кричи на меня, я ж ныне господин тебе. Хозяин души и тела. Довелось мне в эту зиму, там, в моих дебрях лесных, выучится новой манере. Берем, понимаешь ли, человечка ненужного, заводим ему ручонки бестолковые за спину. Вот как у тебя нынче. И молотом или вот, обухом топора, разбиваем локоточек. Дробим, знаешь ли, косточки. Хочешь попробовать?
Отвернулась, молчит, пыхтит рассержено. Холопка гонористая.
Стоп. Не дура. Игрунья. Манипуляторша. Играет обиду на угрозу. Шажок на пути к равенству. "Скотинка двуногая" может, естественно, обижаться на хозяина - человеческие эмоции от ошейника не умирают. А вот показывать свою обиду - претензия на внимание.
"Ты мои обиды видишь - учитывай".
Так что? Раздробить ей локтевые суставы? Топор-то я у литваков взял.
Я хмыкнул и плеснул веслом. От холодной речной водицы она ахнула, похлопала глазами и губами. Завладев, таким нехитрым способом, вниманием аудитории, продолжил:
– - Папенька тебя баловал-лелеял. А ты его, при первой же возможности - предала.
– - Нет! Не предавала я его!
Что в этом "задушевном" крике - от правды души, что - от осознаваемой и тщательно скрываемой даже от себя вины, что - от игры на публику, на меня?
Как, всё-таки, проще с электрическим током! Сунул два пальца в розетку - сразу всё понятно.
– - Отцу твоему, по приказу Юрия Долгорукого, отрубили голову. Что должна была сделать честная девушка из славного племени вятичей?
– Отомстить. За честь, за кровь, за жизнь главы рода. За своего любящего и любимого отца. А ты - от плахи да под венец. Отца ещё и землёй не засыпали, а ты уже фатой накрылась.
Попробую, всё-таки пробить эту стерву. Не своим топором, а её собственным. Не топором, конечно - воспоминанием. Её картинками, её чувствами. Мои-то ей сейчас... до одного места.
– - "На свадебный на стол пошёл пирог поминный". А ты так "в замуж" рвалась, что наоборот. Свадебные угощения - на Степановых поминках доедали. Люди говорят: "Свадьба не поминки - можно повторить". Или отложить. Но тебе горело. Помнишь свои клятвенны речи в церкви? "Я клянусь быть с тобой в радости и печали, болезни и здравии, в богатстве и бедности, любить тебя и оберегать наш союз до конца жизни". Ты говорила это сыну убийцы своего отца. Разве на пиру ты не называл свёкра, Долгорукого: милый батюшка? Речи с ним вела - ласковы, взгляды кидала - умильны. Хотя душа твоего - родного!
– отца ещё бродила по нашей грешной земле. Каково ей было это видеть и слышать?
– - Я не виновата! Я не хотела! Это они! Братья требовали! Кричали, угрожали... Если бы я не пошла - нас бы всех...
– - Ага. Так ты, полная исключительно страха и ужаса, отвращения и стенания, смиренно отдала тело своё нежное девичье на растерзание льву рыкающему - князю Андрею? Уподобившись древним христианским девственницам, коих злобные римские язычники бросали к зверям диким в клетки? Не верю, Софочка. Если не перестанешь врать - обблюю с ног до головы. Не корысти ради, не пользы для, а исключительно по воле Пресвятой Богородицы. И помыться не дам. Так и будешь ходить... в лапше на ушах.
Не думаю, что она знакома со словом "лапша". Это блюдо тюркское, на Руси появилось поздно. А
– - Итак, ты пошла в проститутки... э... в курвы. Начала получать выгоду. От предоставления своей дырки в пользование клиенту. А братцы твои - примерили на себя личины сводников. Ты старалась, зарабатывая себе кусок по-жирнее. И делилась с братцами, выпрашивая им должности по-доходнее. Тут Андрей ушёл на войну. И ты скурвилась окончательно - заблудила с родными братьями.
– - Нет! Это не я! Это они! Это Якун! Андрей только уехал... Он... у нас месяц такой был... Только приохотил, распалил... Я так по нему тосковала! Места не находила! Якун пришёл... пощупал, говорит: сиськи не растут, блевать не тянет - порожняя ходишь. Ежели не родишь - выгонят. Нахрен ты кому тогда нужна будешь. Становись раком, дура. Я как представила, что выгонят, что я своего больше... что вся жизнь моя вообще...
– - А Петенька?
– - А что Петенька? Петенька дурак. Смолоду таким был. Якун... снова приходит через день. Он уж женат был. У меня, говорит, девки родятся. Давай Петенька попробует. Княжич нужен.
Как это мило, как это по-женски. Виноват муж, который "приохотил", брат, который "сказал". Все - не она. А вот русская мудрость утверждает:
"Пока сучка не всхочет - кобель не вскочит".
***
Квинтэссенция аристократизма. Поскольку наследственная аристократия без наследников существовать не может. В эту эпоху одна из Великих Княгинь Киевских настолько испугалась отсутствием немедленной после брака беременности, что подсунула мужу, в качестве сына и наследника, младенца от нагулявшей его где-то служанки. Мальчик вырос в одного из самых ярких русских князей этой эпохи, стал персонажем "Слова о полку", назначен в отцы-основатели "незалежной" Украины. Он так достал окружающих, что его мать сама публично открыла тайну его рождения. После чего последовали народные возмущения, осложнённые интервенцией и пожарами. Как мы с ним разбирались... об этом позднее.
***
Похоже, что летопись справедливо называет второго главного соучастника убийства Боголюбского - зятем Якуна, Петром. Если у Якуна рождались девки, то должны были и зятья появиться.
– - И как ты потом с Андреем?
– - Как-как... Молча. В слезах вся. Когда он из похода вернулся - я уже в тягости была. Первенцем нашим, Изяславом ходила. Андрей покрутился... Меня - то тошнит, то плачу, то в отхожем месте сижу... Тяжко мне было. Вы! Вам, мужикам, этого не понять! Первый раз! В те мои годы! Половина баб с этого помирает!
– - Орать перестань. Сколько тебе лет было, когда ты под венец пошла?
– - Мне пятнадцати не было! Я вовсе сопливкой была! Света белого не видала! Жизни не разумела!
Основание Москвы - апрель 1147 года. Значит Софья - 1133 года рождения. Сейчас её 32. Грузновата несколько - малоподвижный образ жизни.
Пришлось снова плеснуть на неё веслом. Прямо в распахнутый рот, в искажённое гримасой злобы и неизбывной жалости к себе лицо, в полные слёз глаза. Актриса. Этюд - истерика несправедливо обиженной женщины. "Обиженной" - жизнью.