Зверь в Ниене
Шрифт:
Они раскурились, стояли и плевали, глядя на Неву, а потом Клаус Хайнц сказал:
— Они все поражены одной и той же рукой. Убийца слишком глуп или самоуверен, что равноценно. И это не бродяга, которого сдал нам ленсман Штумпф. При нём не было ножа и даже пустых ножен. Если он не Сатана, о котором стало принято у нас говорить, то не мог находиться одновременно в кроге фру Коновой и в Ниене, в доме купца и в его лавке, либо перемещаться между этими местами со скоростью молнии.
— Бродяга был на перекрёстке, — твёрдо сказал юстиц-бургомистр. — Деньги и крест взяты с трупа дочки
Главный письмоводитель дососал табак. В маленькой чашечке его не хватало надолго, да и всё у Хайнца было маломерным, как он сам, кроме гордости.
— Это были не моряки, — трубка запищала и засвистела, Хайнц сплюнул кислую слюну и выбил трубку о ладонь. — От начала навигации прошло не так много времени, чтобы плод потребовалось изгонять. Йомфру Ута общалась с убийцей раньше. Это кто-то из мужиков или вовсе из наших.
— Из бюргеров или из гарнизона, — кивнул Грюббе и выбил свою большую трубку, не дотянув до конца. — Поспрашивай у ремесленников, с кем видели дочку Тилля, с кем она общалась весной.
— А что будем делать с бродягой?
— Он — мародёр. Он ограбил труп, — мрачно сказал юстиц-бургомистр. — Что мы делаем с бродягами и мародёрами? Год земельных работ на благо Ниена, а потом выдадим русским.
Старший письмоводитель, накануне участвовавший в первом допросе бродяги, уставился проницательным взглядом снизу-вверх на бургомистра и предложил:
— Может быть, мы всё-таки устроим очную ставку с тем, к кому шёл из Руси Фадийка Мальцев? Опросим их обоих, а Малисон как следует переведёт с русского. Это может быть интересно. Его брата тоже коснулся Враг.
БРАТ
В замке узников кормили объедками с солдатского стола, либо доброхотными подаяниями горожан. Поэтому, когда Хайнц рассказал, с кем предстоит встретиться и для чего вызывают в крепость, Малисон собрал корзинку провизии, какой торговали в калашном ряду, и они пошли в Ниеншанц.
Сыпал дождь, но в Ниене всё было рядом. За рыночной площадью Якорная улица отделяла лавки купцов от городских весов, причалов и пакгаузов. Она спускалась к Неве от Выборгской улицы, пересекала Среднюю, Королевскую и упиралась в Корабельный мост, ведущий на мыс, где стояла крепость.
Ниеншанцу было тридцать три года. Возведённый по скудости истощённой войнами казны Карла Девятого крепостным мастером Херро Янсом, он не ведал настоящей угрозы и не подновлялся. Валы оплыли в ров, бревенчатые стены почернели. Однако же каменная цитадель внутри с четырьмя башнями, крестом полковой кирхи и шпилем с флагом производила впечатление грозное и мрачное. Длиною в сто двадцать альнов и шириной в сотню, замок был предназначен для укрытия войска, если стены падут под огнём артиллерии и враг ворвётся в крепость. В замке жил комендант, офицеры, располагались склады и службы, а также резиденция генерал-губернатора Ингерманландии, когда ему случалось прибыть в Ниен. Внутри стен Ниеншанца стояли казармы, конюшни и находился плац. Крепость была рассчитана на пятьсот человек,
Именно туда и явились купец и старший письмоводитель.
Малисон прежде не бывал на гауптвахте. Ему доводилось возить в Ниеншанц разные товары и даже заходить в квартиру слотсгауптмана, однако же от тёмной стороны, связанной с заточением, Бог его уберёг.
До сего дня.
И менее всего он ожидал увидеть там родственника.
Ему не пришлось спускаться, но потребовалось зайти в самую дальнюю башню замка, за которой тянулся Мёртвый бастион. Снаружи бастиона, чуть отойдя ото рва, на берегу хоронили умерших от болезней солдат и погибших строителей крепости. Было это большое кладбище.
Невская местность людей не жаловала.
Караульная комната на первом этаже башни содержала в себе стол, скамьи и нары вдоль стен в три ряда. Казарма на случай осады, но сейчас как раз в ней солдат почти нет. На нарах четыре набитых сеном матраса. И солдат в караулке столько же: трое и четвёртый — капрал. Не тот, что принимал с мушкетёрами бродягу, а другой, но тоже савакот. Дежурный по полку офицер, сопровождавший их, приказал вывести арестованного. Малисон поставил корзину на стол.
— Что там у тебя? — спросил капрал.
Солдат ухмыльнулся.
— Не про твою честь, — сказал офицер.
Капрал заткнулся.
Солдат продолжал ухмыляться.
Клаус Хайнц выложил на стол бумагу, походную чернильницу, перо. Малисон заметил на столе затёртые синие пятна. Здесь вели допросы, лили чернила, а временами и кровь. Письмоводителю ниенского магистрата было не привыкать вести здесь допросы.
Купец снял шляпу. Стряхнул воду. Положил шляпу на скамью и опустился сам. Двинул корзину по столу.
— Пироги, — предложил он солдатам, особо обращаясь по-шведски. — Угощайтесь.
— Им не положено, — сказал офицер.
— Благодарю, — сказал Малисон.
Казематы в замке Ниеншанца были заглублены настолько, чтобы их не затапливало грунтовыми водами, но и не могло взорвать пороховой погреб случайным попаданием вражеского ядра. Таким образом, камеры гауптвахты имели под потолком оконце размером с ладонь, дающее узнику немного света, воздуха, а с ним — и холода. Печей возле пороха не держали, и казематы не отапливались. Посадить солдата в холодную было надёжным средством протрезвить его надолго, а при удачном стечении обстоятельств, в особенности, зимою — и навсегда.
Когда солдат привёл жердяистого мужика, обросшего, грязного и поменявшегося в лице от ночёвок в холодной, Малисон испытующе разглядывал его, пока арестант не воскликнул:
— Егор-ка!
— Брат?..
Растерянный купец поднялся, опираясь на стол.
— Не признаёшь?
И тогда Малисон поспешно вышел к нему. Братья обнялись, а потом Егор Васильев сын отшагнул, держа за плечи Фадея Васильева сына, вгляделся, не веря своим глазам.
— Ты как здесь оказался?
— Бес попутал, — Фадей тряхнул головой, космы разлетелись по лицу, придавая ему вид дикий и подозрительный.