Зверь
Шрифт:
— Протяните друг другу левые руки, — снова вторгся в его сознание высокий голос Юнния. Эсперадор поднял с алтаря вышитый золотом священный покров, сделанный из белого атласа.
Эсператисты венчались, соединяя левые руки; олларианцы – правые.
Альдо, пришедший в превосходное настроение от собственной сообразительности, на радостях улыбнулся Мэллит и тепло сжал её холодные пальчики в своих.
Но гоганни даже не взглянула на него. Её широко распахнутые глаза были устремлены на священный покров, которым Юнний в этот момент обёртывал их соединённые
«Неужели старый гриб так застращал её своими бреднями?».
Левий, передав Мэллит жениху, присоединился к отправлению службы. Открыв требник, он принялся шёпотом подсказывать слова брачного обета прямо Альдо на ухо.
Тот повторил с наигранной покорностью:
— Я, Альдо… Беру тебя, Мелитта… В законные жёны. Чтобы почитать и беречь тебя с этой минуты и до скончания дней моих, как велит наша святая церковь: в счастье и в несчастии, в богатстве и бедности, в болезни и в здравии, покуда смерть не разлучит нас… И в этом я даю тебе клятву.
Альдо полагал, что уж теперь-то Мэллит поднимет на него свои хорошенькие влюблённые глазки, и готов был ободряюще улыбнуться в ответ, но этого не произошло. Не отрывая взгляда от их соединённых рук, гоганни повторила брачную клятву слабым, еле слышным голосом.
Юнний простёр между ними свою сухонькую сморщенную длань и торжественно произнёс на древнегальтарском:
— Ego conjungo vos in matrimonium[1].
И снял священный покров с их рук.
Брак был совершён; оставалось только скрепить его последним символом.
Кардинал Левий поднял брачный браслет, до того лежавший на его требнике между открытых страниц. Он представлял собой тоненький золотой ободок, совсем простой, спешно купленный вчера в лавке у собственного ювелира Эсперадора.
Юнний обмакнул кропило в чашу и щедро оросил ободок святой водой.
— Благослови, Создатель, браслет сей, — произнёс он, очерчивая в воздухе знак эсперы, — который мы благословляем во имя твоё, дабы носящая его хранила супружескую верность, блюла твою волю и вечно жила в мире и взаимной любви. Именем Создателя!
— Мератон, — эхом отозвался кардинал Левий.
Юнний вручил браслет Альдо, который осторожно надел его на запястье Мэллит, холодное и словно безжизненное.
— Этим браслетом я с тобой обручаюсь, — послушно повторил он вслед за суфлирующим Левием, — его приношу тебе в дар; телом своим я тебе вверяюсь и всем, что имею в этом мире, я тебя наделяю.
Мэллит наконец-то подняла на него глаза. Но в них не было ни влюблённой радости, ни восторженной благодарности, на которую Альдо, честно говоря, мог бы по праву рассчитывать. Она смотрела серьёзно и строго, словно узнала что-то, чего не дано было узнать ему.
«Леворукий и его кошки! — мысленно выругался Альдо. — Могла бы и поблагодарить, в конце концов. Да и кому тут печалиться – ей или мне?!».
Дочь Жаймиоля, гоганского трактирщика, прославившегося на весь Агарис своими жареными курами,
Леворукий побери!
«По крайней мере, — зло подумал Альдо, стоя под целым водопадом святой воды, которой окатил его Эсперадор, — за это я вытребую у старого гриба жезл моих предков».
По знаку Левия присутствующие принялись хором читать «Создателю всего сущего». Альдо с неудовольствием заметил, что его молодая жена помнит слова гораздо твёрже, чем он. Затем последовал целый каскад молитв и благословений, которыми церковь считала нужным сопровождать таинство венчания.
— Останься в церкви, чадо, — обронил Юнний, когда служба была завершена, и алатские слуги робко подошли к господам с поздравлениями. — У Святого престола есть новости для тебя.
«Отлично! Жезл мой, — удовлетворённо решил Альдо. Он спешно отпустил алатцев, велев им сопровождать Мэллит. Певчие, уходя, погасили огни, оставив только семисвечник на алтаре. Все разошлись, кроме престарелого Эсперадора и кардинала Левия, который, убрав требник и богослужебные чаши, остался стоять у входа в ризницу.
Эсперадор знаком поманил Альдо подойти туда же. Втроём, в сумерках опустевшей церкви, они напоминали заговорщиков, задумавших совершить преступление.
Разговор начал Эсперадор.
— Мой досточтимый брат Левий получил известия из Олларии, — прошелестел он негромко: куда только девался его звучный голос, которым он совершал венчание! — Сведения эти частного характера. Да, частного… Но в знак нашей благосклонности я попросил его высокопреосвященство поделиться ими с тобою, чадо.
«А каков интерес в этом Левия?» — мысленно спросил себя Альдо. Такая хитрая лиса, как магнус Ордена Милосердия уж конечно не стал бы делать этого по доброте душевной!
— Письмо касается ваших интересов в Талиге, ваше высочество, — немедленно вступил в разговор кардинал. — Вам ведь уже известно, что герцог Алва освободился из заключения и принял Олларию под свою руку?
Альдо кивнул: он получал известия от гоганов. Последнее, что ему передали, заключалось в том, что беспорядки в столице подавлены, мятежные Манрики бежали вместе с кронпринцем, а проклятый Ворон собирает войска для похода на провинцию Эпинэ, где усиленно мутил воду Штанцлер.
— Речь идёт о дитяти, оставленном убиенным родителем, — сокрушённо проговорил Юнний. — Я говорю о принце Карле Олларе, который, более не принц и не Оллар.
— Неужели Манриков поймали? — живо спросил Альдо. — Вы получили известия об их аресте, ваше высокопреосвященство? Или кэналлийцы Ворона убили их?.. Так было бы проще.
— Увы, ваше высочество, — развёл руками Левий. — Все говорят, что люди Алвы напали на след беглецов, но и только. Мой корреспондент пишет, что ни самих Манриков, ни похищенного сына королевы никто не видел после их бегства из Олларии.
— А вашему корреспонденту можно доверять? — осведомился Альдо.
— Вполне, — кивнул головой Левий. — Он весьма осведомлённая особа.