Зверь

Tesley

Ара Оллиоха, поняла Мэллит внезапным наитием. Алтарь Повелителя Волн.

Ранка на её груди болела нестерпимо.

Аквамариновая колонна стояла на мраморной гробнице, украшенной статуей льва. Гривастый зверь обнимал её мощными лапами, склонив тяжёлую морду, и загадочная потаённая улыбка слабо угадывалась в его каменных чертах.

Внутри Мэллит, в самой её утробе, всколыхнулась какая-то слабая волна. Всплеск рябью прошёл по всему телу, и, испуганная, она поднесла руки к животу, а затем крепко зажала себе рот, боясь закричать. Младенец в её лоне – младенец, которого ещё почти не было – шевельнулся навстречу драгоценному

алтарю, словно гигантский аквамарин был магнитом, притянувшим его к себе.

Мэллит шарахнулась прочь от решётки, продолжая в панике зажимать рот. Имя погребённого святого бросилось ей в глаза: именно его выплетали затейливые узоры литья.

«Hic jacet Adrianus Esperadorus»[1].

Мэллит повернулась и бросилась бежать, не чуя под собой ног. Её душа пребывала в смятении, но в самом центре её существа уже проснулось нечто – совершенно новое, такое, что уже не было ею, – и оно радостно потянулось навстречу обретённой аре.

Неужели это значит стать матерью потомка Ушедшего?

— Так и должно быть! — уверенно заявил Альдо, когда перепуганная Мэллит, задыхаясь от усталости и потрясения, сбивчиво поведала ему о находке. — Ты же носишь сына Раканов! Все эти ары принадлежат ему – после меня и моих законных наследников, разумеется. Но, твари закатные подери, как я не догадался об этом сразу? Где же ещё агарисским святошам прятать моё наследство, как не в проклятой крипте?

Взволнованный, в лихорадочном возбуждении он шагал из стороны в сторону.

— Помню, дед часто пытался затащить меня туда, но Матильда была категорически против. Я и сам не рвался смотреть на ящики со старыми костями, признаю. А, если б я знал раньше! Дед был слишком глуп, чтоб догадываться, но отец… Отец наверняка бы понял. Если бы он не погиб, когда я был младенцем! Сколько времени упущено!.. Ты уверена, что можешь провести обряд? — круто повернулся он к Мэллит.

— Я знаю, как разорвать связь, — пролепетала Мэллит, растерянно следя на мечущимся Альдо. — Но я не хочу туда… Не хочу возвращаться. И разве нам отопрут решётку?

— Разумеется отопрут, — заверил бывший любимый. — В этой крипте похоронена моя прабабка Бланш. Её удостоили столь высокой чести, когда Агарис не смог вернуть ей талигойский трон. Я сообщу Юннию, что намерен помолиться на её могиле, а заодно попрошу открыть нам раку Адриана для поклонения. Никто ничего не заподозрит.

— Но как ара оказалась на могиле Адриана? — беспомощно спросила гоганни.

— Наверняка её отдал Эрнани Святой, — презрительно бросил Альдо. — Этот трус отрёкся от силы Раканов и подарил Адриану свой жезл. Наверняка он отдал и ару, чтобы она не напоминала ему о его ничтожестве.

Право на всенощное бдение в крипте Альдо удалось получить довольно быстро, буквально через пару дней. Он взял с собой только двух алатских телохранителей с алебардами; Мэллит в складках юбки припрятала кинжал и небольшую серебряную чашу. Альдо нёс Эсператию. В предшествующие дни он заставил Мэллит внимательно изучить священную книгу, и гоганни с удивлением обнаружила в ней «Первозаконие» из гоганской «Кубьерты», практически дословно переведённое на древнегальтарский. Не веря собственным глазам, она прочитала слова клятвы на крови Альдо. Тот слушал её, покачивая головой.

— Наши эсператистские святоши – редкие хитрецы, — признал он с каким-то странным удовлетворением. — Тащили знания отовсюду, где только

их находили. И не только знания, — добавил он хмуро, видимо вспомнив жезл и ару.

Они спустились в крипту незадолго до полуночи. Предупреждённый хранитель провёл их в северный край коридора: немногочисленные могилы мирян, которым Церковь оказала великую честь, предоставив последний приют в святом месте, располагались именно здесь. Надгробие королевы Бланш – старое, из простого серого мрамора, находилось между гробницей её сына, первого изгнанника-Ракана, и какого-то сиятельного князя древней Агарии. Здесь они провели целый час; затем Альдо со вздохом поднялся и окликнул алатцев, дожидавшихся их на почтительном отдалении.

— Позовите хранителя, — кротко приказал он. — Пусть откроет нам раку святого Адриана. И уходите вместе с ним: мы с кузиной хотим остаться вдвоём.

Его приказания были исполнены: едва они перешли в центр крипты, как запертую решётку открыли, а телохранители удалились.

Покуда шаги служки, замыкавшего шествие с ключами в руках, слышались в коридоре, Альдо стоял на коленях, словно полностью погружённый в благочестивую молитву; но, убедившись, что за ними никто не наблюдает, он живо вскочил на ноги и метнулся к раке. В его движениях чувствовалось что-то алчное, хищное: так коршун бросается на замеченную добычу. Величина аквамарина, возвышавшегося на надгробии, поразила его настолько, что, забывшись, он даже присвистнул.

Мэллит наблюдала за ним, опасливо прижав руки к животу. По счастью, младенец, так неожиданно шевельнувшийся при первой встрече с арой, теперь не подавал никаких признаков своего существования.

— Подумать только, — произнёс Альдо вполголоса, нежно оглаживая драгоценный камень своими длинными пальцами, — и это всё принадлежало нам! Это сокровище моей семьи, а я не могу даже претендовать на него!.. Закатные твари раздери моего предка Эрнани! Если бы не его трусость, Раканы до сих пор были бы правителями всех Золотых Земель!

Прошлое нельзя изменить, подумала Мэллит, но не осмелилась возразить.

— Ничего, — продолжал бормотать Альдо сквозь зубы, — так будет не долго. Я верну себе всё, что должно принадлежать мне по праву!.. Но не будем терять время. Достань кинжал и чашу, — бросил он Мэллит, не поворачивая головы. — Чем быстрее мы разорвём связь с твоими родичами, тем лучше.

«Он не хочет платить», — поняла Мэллит с внезапной полной ясностью.

Она встала с колен, достала кинжал и чашу из вместительного кармана, спрятанного под нижней юбкой. Затем осторожно пристроила их на крышке раки, возле самых львиных лап, и принялась не спеша расшнуровывать лиф платья. Обнажилась налитая кровью ранка, зудящая нетерпеливой болью. Альдо взглянул на неё, чуть-чуть вздрогнул, и тоже принялся торопливо расстёгивать камзол и рубашку. Царапина на его груди была заметно бледнее.

Они встали друг напротив друга, в шаге от аквамариновой колонны. Младенец в чреве Мэллит молчал, словно на сей раз близость к священной реликвии Оллиоха ничего для него не значила.

«Так нужно, — сказала себе гоганни. — Я должна стать щитом не Альдо, а сыну».

Её пальцы почти не дрожали, когда она взялась за рукоятку кинжала. Острое лезвие легко вспороло кожу, и кровь, словно давно дожидавшаяся этого, тонкой струйкой полилась в подставленную чашу.

Мэллит тщательно омыла в ней лезвие.