Зверь
Шрифт:
Дракко!
Конский волос был сейчас единственным материалом, который оказался у него под рукой. Робер срезал у коня часть роскошного хвоста позаимствованным у Динуччи ножом. Пирофор отнёсся к такому надругательству совершенно равнодушно, только задумчиво скосил на хозяина огромный янтарный глаз.
По внимательном осмотре все найденные обломки лука показались Роберу первозданно-чистыми, как будто их только что выстругали из дерева. Крепкая удобная рукоять не имела никаких следов обмотки или лака. На дугах плеч Робер не обнаружил ни приклеенных сухожилий, которые придавали
Судя по размеру плеч, лук был небольшой. Вероятно, он должен был служить всаднику для стрельбы верхом.
В пазах, предназначенных для соединения, не обнаружилось никаких следов клея, который скреплял бы их прежде. Робер соединил их просто так, на живую руку. Деревянные части легко сошлись и встали на место с едва слышным щелчком, неожиданно крепко сцепившись друг с другом. Лук принял окончательную форму и стал казаться единым целым. Но он, конечно, разлетится, подумал Робер, если только посильнее согнуть его. Нужно было как-то закрепить места соединения.
Робер решил ограничиться обмоткой. Варить клей не было ни возможностей, ни сил.
Несколько дней он провёл, занимаясь плетением волос, похищенных из хвоста Дракко. Рыжевато-золотистый материал, гладкий как шёлк, оказался таким прочным и тонким, что постоянно резал Роберу пальцы. Мелкие царапины вскоре усеяли обе его ладони. Получив очередную царапину, Робер вздрагивал и морщился, как от ожога. Едва заметные капельки крови впитывались в сплетённые нити, и Роберу казалось, что от этого они приобретают цвет червонного золота.
«Если бы я мог продать это, — меланхолично думалось ему иной раз, — я, пожалуй, выручил бы одну-две серебряные монеты Динучче в подарок».
Невозможность отблагодарить хозяйку мучила его.
Нитей он сплёл две: одну для тетивы и другую для обмотки. Он и сам не смог бы объяснить толком, зачем так долго занимался бесполезным, не способным принести никакой выгоды делом; разве что другого у него всё равно не было. Но найденные в Гальтаре обломки разбудили в нём какое-то болезненное любопытство. Ему непременно хотелось сложить найденный лук и почувствовать, как он упруго выгибается под его руками.
Месяц Осенних Ветров почти подошёл к концу, когда Робер приступил к обмотке. Закрепив нить, он принялся плотно укладывать её ряд за рядом, создавая сплошное покрытие. Туго сплетённый конский волос поблёскивал на солнце, и Роберу казалось, будто он покрывает лук слоем тонкой, как лист, позолоты.
Скоро с этим было покончено. Связав концы, Робер поднял получившееся оружие. Теперь оно казалось не деревянным, составленным из нескольких аккуратно обструганных частей, а металлическим – словно изначально было отлито целиком из чистого золота.
«Праматерь Астрапэ, — подумал Робер, взвешивая лук на ладони и проверяя его сбалансированность, оказавшуюся идеальной. — Да он пришёлся бы по руке даже тебе, женщине!».
Почему Астрап в его представлении постоянно оказывался женщиной, он даже не задумывался.
Оставалось
Стрел у него не было. Разумеется, можно было обтесать какую-нибудь подходящую ветку, но Робер почему-то не озаботился этим заранее. Ему хотелось попробовать, не распадётся ли лук при первом же использовании: ведь хотя сейчас он казался цельным, его части удерживал вместе только один тонкий конский волос.
Волос пирофора.
Робер поднял лук и медленно, с крайней осторожностью потянул на себя тетиву полусогнутым большим пальцем. Плечи лука упруго напряглись, а удобная, ухватистая рукоять даже не дрогнула. Робер потянул сильнее: лук оставался целым, словно литым. Даже самый придирчивый взгляд не смог бы обнаружить места крепления, словно их и не было.
Робер, наконец, решился, и вскинул лук на уровень глаз. В сердце его вдруг вскипела бурная ребяческая радость, как в детстве, когда удавалось удивить деда или отца метким выстрелом. Размеренным плавным движением он натянул тетиву до предела.
Что-то блеснуло у самых его глаз. Вероятно, это просто солнце отразилось от сияющей дуги. Роберу показалось, что яркий луч лёг на тетиву подобно тонкой стреле. Эта мысль позабавила его. Он ослабил натяжение, и луч пропал. Улыбаясь про себя, Робер снова натянул лук до предела. В глазах опять блеснуло тонкое лезвие света: должно быть, этот эффект возникал из-за взаимного отражения тетивы и обмотки.
Всё-таки Дракко не обычный конь, подумал Робер. Он пирофор, огненосец.
Натянув лук, Робер выпустил воображаемую солнечную стрелу прямиком в небо. Она сорвалась, как вспышка света, и растворилась в синеве безоблачного безмятежного пространства. Робер попытался проследить за ней взглядом, но она была слишком стремительна.
Вдруг в хорне от него в рощице чахлых пиний ударила короткая молния.
Она вошла в землю прямо, беззвучно и совершенно неожиданно. Вокруг стоял ясный солнечный день, безветренный и безоблачный, по-осеннему спокойный и тёплый. Грозовая молния среди этой безмятежности производила впечатление чего-то нереального, почти страшного. Робер постоял, недоуменно щурясь в ожидании раскатов грома.
Вероятно, приближается гроза?
Грома так и не последовало.
А может быть, ему просто почудилось? Робер оглянулся, но увидел лишь Дракко, который, стоя во дворе неподалёку от хозяина, внимательно следил за всеми его действиями. Динуччи не было видно: она пасла своих коз где-то на окраине деревни. До Робера доносился только лай её верной помощницы.
День оставался по-прежнему ясным и тёплым; на небе не виднелось ни облачка. Смутно подозревая, что произошедшее имеет некоторое отношение к луку, Робер поднёс его к самым глазам и тщательно осмотрел.