Зверь
Шрифт:
— Пчела на синем фоне? — задумчиво протянул Робер, мысленно представляя себе геральдический щит и фигуру. — Чёрное с золотом?
— Только золото! — решительно возразил Альдо. — Чёрное не мой цвет.
— А не слишком просто?
— Благородное и должно быть простым, — заявил сюзерен решительно. — Впрочем, пойдём, я набросаю эскиз, и тогда решим, подходит ли он для Мелитты. А ты останься с Матильдой, — распорядился Альдо, высвобождая руку, которой до сих пор поддерживал гоганни: — тебе полезно поучиться, как госпожа ведёт хозяйство. Ведь теперь ты почти член нашей семьи.
Добив бедную
— Что-нибудь решилось с твоим отъездом? — спросил он, когда они отошли на приличное расстояние, испытующе заглядывая в лицо Роберу. — Тебе удалось договориться с аббатом Олецием?
— Мне было неловко его просить, — пробормотал Робер, застигнутый врасплох этим прямым вопросом. — Я думал воспользоваться помощью того разбойника… ну, помнишь, который сообщил нам о гибели Дикона.
— И что? — Альдо внимательно смотрел на Иноходца.
— Похоже, он уже принёс монашеские обеты. Боюсь, мне всё же придётся написать в Агарис кардиналу Левию, — признался Робер.
Сюзерен задумался.
— Может, это и к лучшему, — медленно проговорил он. — Я не рассказывал тебе об этом, но… У меня есть план нашего возвращения в Талиг.
— Совместного возвращения? — уточнил удивлённый Робер.
— Да, — после небольшой паузы подтвердил сюзерен. — Конечно, ты очень пригодился бы мне в Эпинэ, — почти сразу же признался он с извиняющейся улыбкой, — но провинция в любом случае подчинится тебе. А если ты будешь рядом со мной, — договорил он, пожимая Роберу руку, — я ни на секунду не усомнюсь в успехе.
— И что за план? — вяло поинтересовался Робер.
— Ты узнаешь о нём сегодня вечером, — пообещал Альдо. — Когда начнётся церковный ход, скажи Матильде, что останешься у себя, а как только все вернутся, спускайся в перголу на южной стороне дворца. Я буду ждать тебя там. То есть мы оба: я буду вместе с Мэллит.
— Мэллит? При чём здесь Мэллит? — воскликнул Робер, поражённый до глубины души.
— Увидишь. И предоставь вести переговоры мне. Кстати, всё-таки напиши сегодня кардиналу Левию, — задумчиво добавил сюзерен. — Поблагодари его за сообщение о смерти деда и за участие в твоей судьбе. Займись этим прямо сейчас, не откладывая в долгий ящик. Агарисский голубок может нам ещё очень пригодиться.
И Альдо, дружески кивнув Роберу на прощанье, отравился догонять Матильду с Мэллит.
Робер уныло поплёлся к себе, но над письмом корпел недолго: условные вежливые фразы сами ложились на бумагу, хотя мысли витали очень далеко. Похоже было на то, что сюзерен действительно серьёзно озаботился возвращением в Талиг и задумал для этого целую операцию. Опять политические интриги, опять война с собственной родиной! Робер вспоминал Сагранну, Варасту, бириссцев и кагетов, и сердце его тревожно ныло. Эгмонт и дед уже мертвы, а поднятое ими восстание всё ещё продолжается, втягивая в порочный круг новые и новые жертвы. Вот теперь Альдо зачем-то решил использовать Мэллит. Неужели недостаточно мужчин, погибших понапрасну? Неужели мало того, что умер бедный Дик? Ну нет! Возможно, что в конечном счёте сюзерену и улыбнётся удача,
Придя к такому выводу, Робер запер незаконченное письмо в столе и спустился вниз. Во дворце суетились слуги, однако Матильда с Альдо ещё не вернулись с прогулки. На парковых дорожках толпился народ, собирающийся на праздничное шествие, и Робер замер на крыльце, пытаясь высмотреть высокое белое перо на шляпе сюзерена.
— Ваша светлость уже собрались в дорогу? — вдруг выдохнул прямо Роберу в ухо смутно знакомый хмурый голос.
Робер вздрогнул и обернулся: Жан-коновал в серой послушнической рясе как привидение стоял у него за спиной. Вместительная холщовая сумка, три часа назад набитая свечами, теперь была аккуратно завязана: судя по очертаниям, в ней лежал каравай хлеба и походная фляга с водой.
— Ваша светлость уже готовы идти? — по-прежнему хмуро поинтересовался разбойник, избегая встречаться с Робером глазами. — У нас есть ещё около часа на сборы.
— Я… э-э… передумал, — в замешательстве проговорил Робер, невольно отступая на шаг от послушника: его фигура почему-то показалась ему странно зловещей. — Не бойся: я больше не стану тревожить тебя напрасными уговорами. Ты можешь спокойно вернуться в монастырь.
Жан-коновал исподлобья взглянул на Робера пасмурными глазами.
— Ваша светлость пообещали мне корову, — напомнил он, — и дарственную за своей подписью и печатью, если я переведу вас через алатскую границу. Я согласен. Я ушёл из монастыря и мне больше некуда возвращаться.
— Я обязательно подарю тебе корову, — произнёс Робер, проклиная так некстати вырвавшееся у него обещание, — но… Не сегодня. Мы отправимся в Талиг завтра. Сегодня вечером я должен быть здесь…
— Мы отправимся сегодня или никогда, — угрюмо проговорил Жан-коновал, снова опуская глаза, — нынче церковный ход, и можно ускользнуть из монастыря незамеченным. Завтра я уже не смогу уйти с вами.
— Я попрошу аббата Олеция… — начал было Робер.
— Он не согласится, — перебил его бывший разбойник без всякой почтительности. — Завтра я должен принести монашеские обеты и провести ближайшие годы в строгом покаянии. Если вы взаправду нуждаетесь в моей помощи, я подожду ещё час, пока вы не соберётесь. А если вы просто посмеялись надо мной и посулили корову в шутку… Тогда пусть моя погибшая душа будет на вашей совести!
— Я готов идти, — признался Робер, сдаваясь. — Я собрался ещё два дня тому назад, когда говорил с тобой в первый раз.
Неудавшийся монах кивнул, словно это подтверждало его мысли.
— Тогда, ваша светлость… Проститесь с вашими близкими и седлайте коня, — произнёс он со спокойной решимостью. — Я взял в монастырской конюшне мула. Он привязан у северных ворот парка. Будет лучше, если мы выедем до начала церковного хода, чтобы не попасться на пути шествия.
— Хорошо, — согласился Робер. В конце концов он сам заварил эту кашу, так что нужно быть последовательным и радоваться: всё получилось так, как он хотел. — Жди меня с мулом у северного выхода. Я буду через полчаса.