Звериная страсть
Шрифт:
И тут меня настигает мысль.
Кирилл!
Бросаюсь к прикроватной тумбочке. Листок с эскизом моего тела исчез!!!
Это не было кошмарным воображением. Кто-то был в моей комнате, пока я спала. Кто-то? Нет. Это был Моран.
Я помчалась по коридору — сердце сжалось от волнения.
Добравшись до нужного крыла, я с трепетом взялась за медную ручку его дверей.
Гостиная, некогда увешанная восхитительными картинами, теперь представляла собой место разрухи. На полу валялись разорванные холсты, на стенах виднелись
Едва слышно ахнув, я ринулась в его спальню — там было пусто, и лишь на стене, где ранее красовались пионы, виднелись разводы от пролитой черной краски.
Ужас вцепился в горло, и я поспешила в кладовую. Там, среди пустых мольбертов и разбросанных этюдников, я увидела, что все наброски со мной исчезли.
Недолго думая, я отправилась в общую гостиную, где обнаружила Юргиса, вальяжно расположившегося в кресле за шахматной доской, с видом самодовольного превосходства.
— Где он, Юргис?!
Рыжеволосый волколак вскинул бровь, а на его губах расплылась глумливая усмешка. Небрежным жестом он махнул в сторону парадных дверей.
— Ради всего спиртного! Никогда не вмешивайся так в мою игру, человечишка! — проворчал он, делая неторопливый глоток вина. — В наши дни так трудно найти толкового партнера по шахматам…
Я выскочила наружу в заснеженные сады, стылый ветер хлестал по лицу, пока я лихорадочно искала хоть какие-то следы художника.
И вот среди заиндевевших кустов роз я все-таки наткнулась на него.
Огромный серый волк распростерся на снегу, его дыхание было поверхностным, а глаза сомкнуты в тяжелой дремоте.
Подойдя ближе, в распахнутых звериных глазищах я уловила неподдельную грусть — это точно был он.
Я осторожно протянула руку, чтобы погладить волчий мех.
В глубине сизых глаз промелькнуло признание, и я догадалась, что мой Кирилл оказался в плену этого обличья, не в силах вернуть себе человеческий вид и возвратиться в усадьбу.
Вспомнив колыбельную из своего детства, я принялась тихонько напевать ее.
Волк навострил уши, слушая звуки песни.
Постепенно его массивная фигура стала уменьшаться и искажаться, пока передо мной не возникла мертвенно-бледная, покрытая снегом фигура — парня, которого я уже успела полюбить за его доброту и робость.
Я укутала его в свой меховой полушубок, прикрывая от пронизывающего ветра, в то время как он прижался ко мне.
— Нетрудно догадаться, что у таких, как я, не будет счастливого конца, — раздался сдавленный шепот Кирилла. — В конце пути таких как я ждет одиночество и жалкое существование. Это расплата за иное восприятие жизни. Видеть ее так, как видит художественная натура. Более глубоко… Более уродливо. Но все же находить прекрасное в этом уродстве… Что это — проклятие или благословение?
Его тонкие пальцы подхватили опавший лепесток засохшей белой розы. Он провел лепестком по моим пальцам — эфемерная порция ласки. Я не могла не улыбнуться
— Все будет так, как ты задумаешь, — тихо отозвалась я, выдыхая облачка теплого воздуха. — Знаешь, моя бабушка всегда говорила мне, что любое проклятие или сглаз зарождается сначала в нашей голове. Так что тебе решать, в какую сторону вкладывать помыслы свои да силы.
— Есть нечто, чему я хотел бы посвятить все свои помыслы… — вкрадчиво улыбнулся парень. — Моим ночным грезам.
Пока он лежал на моих коленях, во взгляде его полыхнула неподдельная восторженность.
— Искусство — это моя жизненная подпитка. А чтобы творить, мне необходимо вдохновение. Всего один поцелуй от тебя, прекрасная госпожа, был бы не просто источником вдохновения. Он был бы для меня стимулом к существованию, — изрек Кирилл, и его речь, подобно путам, оплетающим мое дыхание, лишила меня дара речи.
— В моей деревне меня ждет жених. Я люблю его… Ты не можешь меня об этом просить, Кирилл. — еле проговорила я.
Между нами воцарилось молчание. Затем юноша вновь дотянулся до лепестка розы.
— Можно я прикоснусь к тебе… этим лепестком?
Вначале по руке скользнула легкая дрожь. Затем он прошелся по моему колену, по ноге, оставляя за собой шлейф из мурашек. Я прикрыла глаза, поддаваясь пьянящему ощущению.
В дымке ощущений я медленно опустилась на меховую подкладку, лепесток все отчетливее вырисовывал узоры на моей шее, щеке, глазах.
И тут его прохладные губы коснулись моих в ласкающем дурмане, и этот призрачный поцелуй обжег меня, подобно вспышке пламени.
Я отпрянула, мои щеки запылали.
— Ты обещал этого не делать! — задыхаясь, я вскочила на ноги.
Меня ждала картина, от которой я потеряла дар речи. Лепесток розы находился на губах Кирилла.
Как он и сказал — он касался меня только лепестком…
Мгновение — и я вижу перед собой серого волка. Он окидывает меня многозначительным взглядом, а затем исчезает в тени сада.
Не знаю, сколько времени я простояла. А потом, словно ведомая какой-то невидимой силой, я почувствовала, как меня влечет к мелькающему вдалеке белому огоньку, манящему меня за собой.
По извилистым кустарниковым дорожкам и тайным переходам я следовала за эфирным сиянием, пока не вышла на залитое лунным светом кладбище за пределами усадьбы.
Прогуливаясь между могил, я испытала глубокую печаль. Жертвы багровой реки, унесшей их непрожитые годы.
Я невольно прикоснулась к метке на груди. Она спасла меня от участи стать одной из тех, кто лежит в этой мерзлой земле под одним из этих надгробий.
Стоило мне опуститься на колени рядом с чьим-то захоронением, как бледная луна осветила обветренный камень. Тогда-то я и разглядела ее — записку, приютившуюся среди увядшего плюща, с посланием, написанным хаотичным почерком.