Звериная страсть
Шрифт:
— Теперь я принимаю своих бесов, Шура. Они — такая же часть меня, как и воздух в моих легких. И я больше не скрываю и не боюсь их.
С его искусанных сизых губ сорвался смешок, от которого по моим жилам поползла неприятная волна. Юноша, с которым я когда-то познакомилась, превращался в сущую тень себя, снедаемую Тьмой.
Когда его пальцы холодным мазком провели по моей щеке, слезинка сбежала из моего глаза.
— Я не должен ревновать. Правда? Ведь ты же не только муза для меня… Ты муза для слишком многих одержимых мраком
— Ты имеешь в виду Морана?
Губы Кирилла изогнулись в желчной ухмылке.
— Я говорю не только о Моране. Есть еще один волколак, чьи глаза загораются каждый раз, когда в комнату входишь ты…
Замечаю, как его пальцы тянутся к пряди моих волос, но он отнимает их на полпути. Он дал обещание никогда не касаться меня. И я удивлена, что даже в таком состоянии он чтит данное им слово.
— …Кто же тогда?
— Неужели не знаешь?
Кирилл поднимает на меня утомленные глаза с насыщенными темными кругами под ними.
— Агний — мой старший брат. И неважно, что мы не связаны кровным родством. Я знаю его, Шура. Я знаю его очень хорошо. Он — сущее воплощение порока. Он чистое зло, — его голос повысился, пылая горячностью, граничащей с бредом. — По сравнению с той тьмой, что преследует Агния, Моран — лишь бледная тень.
Не отрываясь, я наблюдала, как он развязывает шнуровку на блузе. Он настолько тощий, что я смогла бы подсчитать количество его ребер.
— Видишь ли, мы все были окованы проклятием быть загнанными в эту усадьбу неспроста….. Все мы не зря получили звериный облик за свои человеческие деяния. И если бы я только мог, я бы стер их всех с нашей картины! Стер бы их всех! А потом… Стер бы и себя!
В дрожащей руке я уже держала пузырек. Содержимое его могло дать временную передышку, мимолетное убежище от терзаний, преследующих его душу.
Когда я приблизилась к нему, глаза волколака блеснули маниакальным вызовом.
— Кирилл, прошу тебя. Прими это. Это поможет… Тебе станет легче.
Его взгляд оторвался от теней, пляшущих на стенах, и сошелся с моим.
Кирилл впился пальцами в мои плечи — хватка была граничащей с болью. В его глазах плескался страх.
— Ты не в себе, Кирилл! Пожалуйста, прими это, ты почувствуешь себя лучше!
— Мне станет лучше, только когда я помру! — воскликнул он с язвительной фальшью, небрежно передернув плечами. Тонкая ткань его блузки полетела на пол, как опавший лепесток.
В один миг я сократила расстояние между нами.
Пощечина отозвалась эхом в мертвой тишине.
Щека Кирилла окрасилась в нежный румянец. Его взгляд был пуст и в то же время вопросителен, когда тот дрожащей рукой наконец-то принял лекарство.
Обессиленно вздохнув, я накинула одеяло на его вздрагивающие плечи.
— Полагаю, многие говорили тебе об этом, милая госпожа…
Следуя за ним, я наблюдала, как он опускается на роскошную кровать, застеленную черно-розовым шелковым текстилем. Все вокруг представляло собой гармонию из контрастных тонов и изысканных золотых деталей.
— Как жаль, что я художник… Я никогда не смогу влюбиться лишь в одну картину. Даже в самую восхитительную из всех существующих. Ведь для того, чтобы творить, я всегда должен стремиться к новому. К совершенству.
Присев рядом с ним, я принялась перевязывать ему руки со свежими шрамами.
— Полагаю, ты нарисовал все это, — мой взгляд скользил по стенам, увитым буйством розовых пионов на фоне ровной черноты.
— Да… Я нарисовал их, — слабо подтвердил он. — Обычно я зарисовываю все самое прекрасное, что попадается мне на глаза. К сожалению, этого не так много в моей жизни… В прошлый раз я рисовал пару десятилетий назад. Да… Когда увидел венок из дивных соцветий, проплывающий по нашей багровой реке… Затем желание творить иссякло. Но теперь… Вдохновение снизошло на меня вновь, кажется.
Совсем скоро он погрузился в сон. Не желая более задерживаться, я поднялась, чтобы покинуть спальню, но тут меня привлек слабый свет, пробивающийся из-за портьеры на стене.
Подойдя ближе, я обнаружила скрытую от глаз кладовую, забитую набросками, эскизами и рисунками.
Рисунками меня. Вернее… моих отдельных частей.
В разнообразных позах и проявлениях.
Застыв на месте, я предстала перед морем своих очертаний и карандашных набросков. Мое тело, мои руки, волосы, глаза, губы — все это было увековечено на полотнах в ужасающе прекрасном проявлении любования и помешательства.
Позже той ночью, в одиночестве своих покоев, я обнаружила, что сжимаю в руке листок бумаги с наброском моей фигуры, выполненным с такой тонкой точностью, что это что-то всколыхнуло во мне. Краду ли я у художника или всего лишь полноправно притязаю на частичку себя, увековеченную в искусстве?…
***
Преследуемая кошмарами, которые выползали из глубин моего подсознания, я заставила себя приоткрыть глаза. Комната утопала в неземном сиянии лунного света, проникающего сквозь шторы.
Меня пронзило чувство, будто в тени затаилось нечто незримое, наблюдающее за мной.
Но я отогнала эти ощущения. Никто не мог войти в мою спальню. Я заперла дверь и оставила ключ в скважине. Проникнуть внутрь было невозможно. Но все же… ощущение, что кто-то наблюдает за мной, пока я сплю, не отпускало.
В полночь меня внезапно пробудили чьи-то крики. Сначала я решила, что это лишь обрывок моего кошмара. И я не поверила своим ушам, когда услышала еще один отдаленный плач. Сколько раз я буду просыпаться в этом доме под чьи-то страдания?…