Звезда Аделаида - 1
Шрифт:
Но не будем умножать сущности, как говаривал старина Оккам - маг и монах. А что, в средние века такое сочетание часто встречалось.
Итак, Х`ынгэ, Х`ынго, о!
– Х`ынгу - «блестящий», вполне подходящее, пафосное имя для наследственного вождя племени. Значит, допрос пленных других родов и племён народа х`васынскх` значительно упрощается - нужно только спрашивать под Веритасерумом место кочёвки племени вождя Х`ынгу! З-з-амеч-ч-ательно!
Так, теперь хотелось бы найти сведения о военачальнике Снепиусе Малефиции и, если повезёт, о его семье, а то мне тот, другой… Северус - наследник
Где же может быть эта информация? А, в хронике за четыреста третий год - время переселения Папеньки из Западной Римской Империи, навождённой ост- и вестготами, бургундами и прочей воинственной шушерой, с семьёй на Альбион с Континента… Или позже, когда прославился он набегами и превращением в данников Императора, в конечном итоге, народца уэскх`ке. Но я не знаю, в каких годах это было… Верно, вскоре после переселения.
Итак, начну наугад с четыреста шестого года, нет, лучше посмотреть попозже, к примеру, где-то здесь…
Вот, вот она, хроника: «Лета четыреста десятого года от Рождества Господа нашего Иисуса Христа пришед же поганый нечестивый да злой знатный вельми ромей Снепиус Малефиций Тогениус… " Ур-ра! Читаем дальше, да с превеликим интересом, как сказал бы Квотриус, нет, мой возлюбленный Квотриус: «… Малефиций Тогениус в землю поганого народца уэсге теи и с легионом своим воеваше тую землю примучив же неслыханными в мире хрестьянском жестокостями и насилием народец тот тако уэсге стали данниками ромейского Кесаря и послаше бо Снепиус Малефиций Тогениус поганый сей весть Кесарю своему о новых данниках и назначил ево главенствоваший у поганых ромеев военачальником великим отослаше ему фибулу златую палудаментум* * * семью ево жену поганую Веронику Гонорию с сыном малым но покараше милостивый и справедливый Господь Бог наш нечестиваго Малефиция за зло учиненное над народцем доселе нечестивыим но слободныим да смывахом изо судна во переправу на Альбион малого сына ево за что рагневаше ся поганый ромей на женку свою и отлучил ея от ложа супружескаго а сам совокупляше ся с рабынями своими имев же любимицу средь них и сын ея единородныий приготовахуся како наследнице рода и Господине дома ибо тако принято у ромеев поганых месяца ноября пришед же пикты теи до монастыря а стена вкруг него быхом незавершена и пожгоше они церковь Божию монахи же укрыше ся в башню ко времени тому бе построяше ся… "
Так это у пиктов развлечение такое - сжигать «церковь Божию» и что-нибудь ещё пакостное сделать. Значит, в округе своего монастыря монахи, ходившие и к х`васынскх` и к знающие, а, занчит, дошедшие и до уэскх`ке, пиктов окрестных покрестить забыли, вот и кушают теперь, что сами себе на стол подали. Как ещё пикты у них яблоки из сада не воруют, просто удивительно, что и морковку не выкапывают. Наверное, не знают, что… это можно есть.
Ну да, монастырь-то на их землях, может, и церковь сделали из деревьев во-он того леса, что отсюда, как на ладони, а он, зараза, наверняка, священен для низкорослых, но сильных человечков. Видно, не учли господа монахи этого обстоятельства, не разведали местности, не задобрили, отчего-то некрещённых пиктов. Наверняка, вождь племени, как и «Нордре», отказался принять новую веру. Да что мне-то до печали христианской общины!
– Отче Аббакум, принёс я, отроче Габриэль, тебе поесть. Оторвись от труда своего тяжкого, помолись перед едой и вкушай с Богом.
Эти слова, неожиданно, для Снейпа, пропел слащавый, молодой голос сзади, в келье старца - хронописца.
– Небось, всё вкусное по дороге сам умял, ишь, брюхо какое, а ведь от силы двадцать годочков этому грязнокровке - вольноотпущеннику какого-нибудь старого ромея, не имевшего наследников, отца этой рожи.
Вон, носище какой, а сам черноволосый, да черноглазый, а глазки и красные губки аж масляные, эка дрянь!– подумал профессор.
Он внимательно вглядывался из-за приоткрытой двери в новое, непрошенное, действующее лицо.
– А вот мой Квотриус тоже имеет и чёрные волосы, и блестящие глаза, но не масляные даже в момент страсти, тогда они словно бы светятся, и рот у него целомудренный, но… какой же умелый! Да и я, оказывается, сам не промах - довёл парня до потери рассудка ласками своими черезчур уж страстными.
А вот мне хотелось бы испытать такую ласку, которую я подарил сегодня ранним утром - боги! Как же же давно это было!
– моему возлюбленному…
Так, Сев, не о том ты думаешь, не за похотливыми мечтами ты сюда пришёл, погляди-ка на вощёные таблички - что там?
– Демон-искуситель являлся мне в отсутствие твое, отроче Габриэль, под видом невидимого глазу ангела Господня, искушал он меня встать и пойти, как говорил Господь наш Иисус Христос расслабленному, и поддался я искусу сему, встал, но вцепился в пюпитр, однако не удержался и упал. Только много времени спустя поднялся я на табурет свой, как делаю обычно, если засну, грешный, за работой, да и свалюсь на пол.
Потому поститься и молиться начну я прямо сейчас, а работа, так уж и быть, подождёт - душа важнее. Прошу, не искушай меня яствами, а съешь всё, что принёс для меня, да поскорее, не томи меня.
– Ишь, нашёл, тоже мне, дьявола… Какие же они пустобрёхи, эти монахи! То им ангелы мерещатся, а как упадут с табурета - сразу дьявол. А, может, я - весёлый чертёнок, не более? Так ведь нет, подавай им полноразмерного дьявола, Адского Сатану, на меньшее они не согласны!
Так, посмеиваясь про смебя, думал Северус, стараясь разобрать скоропись, совсем уж нечитаемую на вощёных дощечках.
Он перебирал их, стараясь перекладывать из стопки в стопку аккуратно, как лежали они чуть правее.
– Ладно, возьмём, к примеру эту, и постараемся вникнуть в титлы, о которых я только слышал, но их церковники, как видно, используют уже вовсю.
«Лта от Рства Г-ня И-са Х-а четыреста д-сят-о» Так, лета от Рождества Господня Иисуса Христа четыреста десятого, это можно разобрать. Вот бы сличить дощечку с хроникой на пергаменте, которую я читал!
Профессор с головой ушёл в изучение скорописной вощёной дощечки, через некотое время он почувствовал, что мозги его закипают, страшно разболелась голова, но Северус прорывался сквозь процарапанные на воске немногочисленные буквы и множественные титлы, пока не стал читать ясно о… Всё том же набеге Снепиуса Малефиция на уэскх`ке и трагедии, свершившейся во время переправы через Канал.
Он бросил читать, поняв, что сначала создавалась по «горячим следам» скоропись на воске, а потом она разворачивалась в более подробную хронику на пергаменте.