Звезда Аделаида - 2

GrayOwl

… Об этой своей напасти Снейп практически позабыл в первое время своего пребывания в этом времени, когда проводил он самые первые ночи с названным братом. Каждая из них приносила всё новые, неожиданные, нежданные, небывалые, непредсказуемые, но величайшие удовольствия. И последующие целые дни после бессонных ночей были свободны от болей любого происхождения до следующей благословенной ночи. Лишь несколько раз всё же настигала по утрам жутчайшая головная боль, которую обладатель сей примечательной, капризной, своеобычной головы с лёгкостью списывал на хронический недосып и простую, человеческую физическую усталость. Утомлённость ночными и, ещё более, утренними, на голодный желудок,

любовными ласками, а после и более сильными нагрузками при непосредственном контакте с братом, ещё нелюбимым, но только желанным магглом, как податливое, ласковое тело и источник необыкновенного, неиспытанного ранее своеобразного, но такого жгучего наслаждения.

Во время похода профессор и вовсе забыл о головной боли, недуге, так часто терзавшем его лет с тридцати пяти - так сильны были на войне усталость и напряжение, и нервное, и физическое, и моральное. Только жаркие ночи или утра с распалённым Квотриусом спасали Мастера Зелий от прогрессирующего безумия, даря ему долгожданную разрядку и тела, и души, снимая тяжесть долгих дневных перегонов на тряских квадригах или непрерывных убийств ни в чём не виноватых, с точки зрения профессора, дикарей, с сердца. А вот Квотриус не уберёг себя от сумасшествия, несмотря на то, что был всадником и ходил в воинские походы с самого юношества.

Только после похода Снейп принял дом, а тот, кажется, признал его своим Господином. По возвращении же в свой дом были страшные головные боли во время голодовки, когда мозгу попросту не хватало питания, чтобы функционировать нормально, но потом… Северус с помощью простейшего Оживляющего заклинания, совершённого названным братом, ставшим могучим Повелителем Стихий, быстро, за несколько часов встал на ноги, а дальше понеслось - страшные мигрени каждое утро через полчаса после просыпания около семи утра примерно до полудня. Поэтому Снейп изо всех сил старался поспать побольше - во сне его голова болела очень редко или же он просто не чувствовал боли, забываясь в царстве сна. Но он всё равно, практически каждое утро, как заведённый, просыпался в одно и то же «заколдованное» время. Поспать подольше не давал старый режим, к которому организм был приучен с первых дней преподавания в Хогвартсе, и так продолжалось даже в «этом» времени.

Иногда, но так редко, особенно в последний месяц, удавалось переключаться на занятия любовью с Квотриусом, но и после оргазма набегала головная боль, от которой, видите ли, посмели спрятаться в возбуждении. Боль не терпела такого обращения с нею, и вновь она принималась грызть бедного Северуса. Он и лечился, как во время переутомления после своих первых ночей с Квотриусом, но теперь без сна днём. Теперь ему снова не удавалось убежать от боли в сон, хоть с подпития, хоть трезвым. Он принимал теперь по утрам совсем небольшие порции мозголомной браги, помогавшей хоть чуть-чуть унять страшенную мигрень. Выпивать её в больших количествах - значит, спиться да и только, а толку лечебного от неё уж никакого не будет. Пить же эту мерзость ради самого процесса поглощения вонючей самогоновки из-за сивушных масел, в избытке бывших в ней, он не собирался.

Сейчас Северус больше не засыпал после приёма дрянной бражки - привык за два месяца-то. И стоически, в полном понимании этого слова, терпел боль, днём, после обеда всех домочадцев, занимаясь братом, помогая, как он считал, Квотриусу, подолгу стараясь разговорить его во время прогулок по остоебенившему двору. Или проходя с любимым Гарри латынь и магические дисциплины. Только до Зельеварения Северус не допускал Гарри - он честно старался убедить себя, что боится за сохранность кухни, а вместе с ней, здоровущей, и половины дома… Но ему просто было

лень - вот вернутся в «своё» время, Гарри сам вспомнит скудные познания в области этой тонкой и точной дисциплины.

Снейп не стерпел такого возмутительного действа со стороны оказавшимся, как и прежде, полнейшим, неискоренимым неумехой, Поттера:

– Мистер Поттер! Гарольд Джеймс Поттер! Мордред Вас побери! Это же моя ышке бяха! Была… Уже только была, а наливать да пить при гостях мне неудобно. Ещё подумают, что я уже с утра употребляю…

– А Вы попросите Наэмнэ, профессор Снейп, многоуважаемый сэ-эр, и он принесёт Вам ещё больше этого поганого, одуряющего, вонючего пойла! Да, я пробовал его из Вашей чары! Оно мерзкое, от него сводит то-что-внутри и хочется блевать! И как Вы только вообще можете его пить? А ещё чистокровный волшебник…

Гарри говорил, сам того не замечая, на смеси говора х`васынскх` и английского языка, причём правильного, практически литературного. Эта последняя, нечасто проявляющаяся, несмотря на спецкурс и чтение Северусом по памяти отрывков из произведений великих английских мастеров пера, особенность речи Поттера, которому в «своём» времени просто неоткуда было узнать грамотную речь, а не сленг однокурсников или соседей по спальне, особенно взбесила профессора. Он очень не любил неожиданностей в повседневной, преподавательской жизни, но терпел их, находясь в роли шпиона двух враждующих лагерей. Сейчас время шпионажа со смертью Волдеморта ушло безвозвратно, и ничего необычного, по мнению Северуса, не должно было происходить. Да, самый великий шпион - волшебник двадцатого столетия не любил случайностей, особенно перед посторонними лицами, за которых он разумно почитал будущих липовых деверей будущей липовой супруги - не родственниками же их считать! Поэтому он взревел, как бык, почуявший запах крови на бойне:

– Да как Вы смеете, мистер Поттер! Что же Вы наделали?! Опозорились сами и меня заодно прихватили, к тому же перед посторонними! Я же учил Вас даже этому простенькому заклинаньицу, которое Вы, как утверждали, знали и во время своего рабства. И знали преотменно по Вашим же словам!

– Я же сделал… Я сделал всё правильно! Я, правда, не виноват, что она завертелась, как бешеная, словно Ваш ненасытный любовник Квотриус в безумных порывах, словно…

– Та-ак. И что Вы хотели мне ещё рассказать о Квотриусе, ми-стер Пот-тер? Что Вы подсмотрели за моим… возлюбленным братом ещё?

– Да только то, что у него в голове тараканы, от того-то он и шляется с Вами по грязному двору, а в город выйти боится! И тараканов у него много пальцев раз, так много, что и не сосчитать даже самому умному волшебнику. Сэр.

– Браво! Ну, наконец-то, нормальное обращение «сэр», а не это Ваше глумливое «сэ-эр», растянутое, словно оскорбление. А я уж думал, что не дождусь от Вас после этой неудачной пародии на простейшее магическое заклинание услышать подобное обращение. Вы ведь даже забыли произнести завершающие каждое заклинание обязательные слова, будь это даже все три Непростительных, вместе взятые, до того растерялись! Мне пришлось проговорить их за Вас невербально. Стыдитесь! Вы очень, очень нерадивый ученик.

– А что значит «неебально»? Я не понимаю тебя, Северус.

– Да не коверкайте же Вы слова, Гарри! Неужели родной язык от страха забыли?! Невербально - значит мысленно, просто произнеся в мозгу это заклинание. Вот и всё. Да при Вашем знании родного языка Вы могли бы догадаться и сами.

– Я понял, Северус!

– Для Вас - профессор Снейп, сэр, и никакого запанибратства я не допущу, так и знайте! Не смейте звать меня по имени, ми-стер Пот-тер! Особенно на людях, - смягчился Сев.