Звезда Аделаида - 2
Шрифт:
… Началась церемония «отведения» молодой жены в дом супруга, а значит, фактического прощания с родителями, хотя по обычаям никто не препятствовал им навестить дочурку и погостить у зятя с месячишко, особенно когда новоиспечённая матрона будет на грани разрешения от бремени. По ромейскому обычаю Адриана укрылась от мужа в плотных, даже излишне, объятиях толстой матроны, а Северус должен был «умыкнуть» свою «сабинянку», что он и сделал, легонько потянув за рукав столы жены - и чего это она, такая полнокровная, завернулась в тяжёлую, плотную паллу? Адриана тотчас выскочила из объятий матери и крепко схватила профессора за руку, воспользовавшись его внезапным, нежданным-негаданным замешательством.
Свадебная, наевшаяся-напившаяся, еле передвигающая
– Талассию! Талассию! Талассию!
Это тоже должно было напоминать, как несколько десятков мужчин - древних латинов, ушедших от лёгкого, но с трудом превеликим переносимого ими ненавязчивого ига этрусков в горы, добыли себе жён у соседнего племени сабинян. От этих смешанных браков и пошли ромеи - древние римляне. Спустя несколько поколений, размножившиеся и воинственные, как все горцы, они покорили столицу этрусской разнежившийся династии Тарквиниев - Рим. А потом древние ромеи выдумали красивую историю о Ромуле и Реме и своём тотеме - волке, в данном случае, как ни странно, самке - волчице. Ну, надо же было кому-то выкармливать близнецов! Не самцу же!
А слова, выкрикиваемые толпой, напоминали о похищении самой прекрасной, по-настоящему девственной сабинянки, не то, как это мурло, гордо идущее во главе свадебной процессии, предназначавшейся некоему, должно быть, здоровенному и мощному мужику-латиносу Талассию, при случае могущему и прибить до полу-смерти. И чтобы не было излишнего насилия между своими - латинами, укравшие девицу, на вопрос: «Кому?» - отвечали: «Талассию!» Вопросов больше не возникало. С тех давних пор и сохранился распространённый свадебный клич.
Папенька с Маменькой уже давно, хоть и с большой неохотой покинули свадебный пир но так велит обычай!
– распрощавшись до ночи с новыми знакомыми - высокорожденными гостями, многие из коих имели знакомые по очертаниям, как у молодого мужа, «волшебные палочки», как только их гостями не нарекаемыми, это всё равно, смысл-то один и тот же, чтобы встретить молодожёнов в доме Снепиусов, приняв невестку, как дщерь свою в Госпожи - домочадцы.
Перед пошатывающейся Адрианой, по-прежнему наглухо закутанной в тёмно-красную паллу, десятилетний высокорожденный ромейский мальчик нёс факел, за руки молодую, объевшуюся и потому спокойную, но ещё, ох, какую бодренькую с подпития жену, вели ещё двое мальчиков того же сословия, а позад четвёртый патрицианский мальчик нёс в одной руке - прялку, а во второй - веретено, как знак обычного занятия матроны - сучить шерстяные нитки и ткать потом из них одежду для мужа. Ведь о нём и только о его благополучии отныне должна заботиться младая жена, уже с завтрашнего утра выказывая своё послушание и покорное домохозяйствование. А уж он, ежели по нраву придутся ему её заботы и ласки, сыновья, ею рождаемые, оденет её и в шерсть мягкую, рабынями сотканными, и в шёлк заморский, такой тонкий, как пушинка, драгоценный, который столь хорошо множественными слоями одевать летом.
Приветственные выкрики толпы скоро сменились на Versus fesciennini, похабные песни, самой приличной из которых была такая:
Вошло орудие в пещеру,
К супруга радости великой была пещера та закрыта.
Знать, берегла невеста честь,
С рабом иль человеком не сношалась.
Так отворяй же ворота, супруга честная!
Пускай твой пенис, о супруг, пробьёт защиту непорочну,
Ворвётся вглубь и изучит все прелести влагалища горячего, большого.
Пусть пенис твой ворочается в нём, в кольцо покрепче забивает свайку,
Ты в пестик поиграй ещё, что ступку толчет, в кувшин и воду позабавься.
Глядишь, супруге радость принесёшь,
Зачнёшь наследника ты в первую же нощь.
Мальчиковую поющую процессию сопровождал молодой супруг, уже тихо постанывающий, так, чтобы не было слышно окружающим его «друзьям», от жуткой, никогда прежде не окутывавшей его голову с… такой неимоверной
– оставили в покое. Ну хоть на пол-ночи, потом можно будет завалиться и к Квотриусу… если он не отбудет плавным морским - а почему морским, а не простым речным?
– паромом к супруге самого Сева. А, может, сегодня «по расписанию» завалиться к Гарри?
Следом за ним шли сопровождающие гости - опять гонители и гонительницы злых каких-то духов - «друзья» и «подружки». Да было ещё около десятка - полутора упившихся высокорожденных патрициев, которые решили проветриться на морозце чтобы, вернувшись, продолжить есть и пить. Похабникам-мальчишкам за их «творчество» и просто прохожим гости бросали лесные орехи, для плодородия и в знак счастья. На греческие орехи из-за их дороговизны не поднялась рука самого чванливого Сабиниуса Верелия.
Подойдя ко входу в дом, Северус поднапрягся и поднял наевшуюся и напившуюся до отвала, и без того пухлую, а попросту - жирнющую супругу на руки, чтобы перенести её через порог, дабы молодая жена не споткнулась об него, что считалось очень дурной приметой. А приметы оно, как Восток, дело тонкое - ещё изнасилует его, Сева, или Квотриуса.
Перевалив толстую тушку, наглухо замотанную в паллу, в тесную прихожую комнатку, он увидел всех Господ домочадцев в сборе. И Квотриуса…
Тот зачарованно взглянул на возлюбленного брата Северуса. Он был бледен более обычного, волосы его, растрепавшиеся от ветра, поблёскивали от многочисленных снежинок, усеявших их. Глаза его - широко распахнуты, в них отражались безумная усталость, долговременно терпимая боль и… ещё какое-то чувство - опьянение, схожее по виду не умевшего читать «глаза в глаза» названного брата, словно бы, как будто с любовным томлением. Только обращено оно было не к жене - довольно неприглядной толстушке, хоть и ромейского вида, а к нему, брату своему - бастарду. Но Квотриус отвёл взгляд и начал изучать высокорожденную и такую… горделивую Адриану. Вот они и встретились глазами…
Шумящая толпа высокорожденных гостей, вышедших пробздеться, «подружек» и «друзей», всех - слегка протрезвевших на ночном морозце и ветру, забрав с собой выполнивших свой долг перед невесткой «родителей» Северуса, отправились продолжать празднование свадьбы в дом, оставленный теперь уже навсегда молодою женой. Да не о чем Адриане и жалеть-то было - все три дома-то всё равно съёмные! «Родители» жениха по всё той же строго соблюдаемой традиции предоставили Адриану хлопотам тех же женщинам, которые вели невесту к алтарю.
Только Квотриуса никуда не пригласили… И он отправился в спальню своего возлюбленного брата Северуса только лишь за одним, вернее…
… Дело об уничтоженных оборотнях Скримджер сначала решил было замять, всё равно террористическая группировка «Свободу волкам позорным!» была уничтожена полностью в дверях его же кабинета внутриминистерской, полностью сменённой, а каким каким способом?
– догадайтесь сами! Так, что и свидетелей не должно было бы остаться, не считая сменённую тем же вульгарным, но стопроцентным способом, службы уборки внутриминистерского подчинения - всей! Но… на незадачу мистера Руфуса Дж. Скримджера мистер Арбиус Эйч. Вустер, глава Аурората пришёл класть голову на плаху именно в тот день и в тот час - дери его Мордред!
– когда волки, сгрудившиеся мёртвой кучей, стали превращаться обратно в людей, доказывая тем самым людскую магическую сущность нелюдей. А в холле, так вообще, было поле, усеянное мёртвыми, разукрашенными кровавыми разверстыми ранами и расплывами на оставшейся одежде, телами. Арбиус Вустер, честное словоо Аурора, сам того не желая, одним своим появлением практически сам навязал министру расследование загадки «неправильного» модифицированного Аконитового зелья.