Звезда Аделаида - 2
Шрифт:
Вот бы Луна догадалась позвать хоть какого-нибудь домашнего эльфа с кухни и накормить Ремуса мясом, тогда ему не так хотелось бы поесть её нежной, девственной плоти… Но хотелось не то, чтобы особенно сильно, а потому Ремус - волк, он же ликантроп, прислонился тёплым шерстяным боком к спине девушки и обвил её хвостом в знак благодарности, нет, не за пустую болтовню или режущие сердце сведения о Севе, но за отсутствие одиночества, наконец-то пришедшее и в его апартаменты.
Под конец ночи оба заснули - Луна, повернувшись, уткнулась носом в уютную, ничем, на её удивление, не пахнущую шерсть на спине зверя. Рем - на собственной постели, которую согревала своим теплом в холодной
Трансформация застигла Ремуса в глубоком сне, но боль её была столь сильна, что он тотчас оказался на ногах, не понимая дажке, где находится. Сначала на четырёх, а потом - двух обычных, человеческих, абсолютно голых ногах.
Луна только поворочалась во сне, когда у неё из-под бока устранили «тёплую, мягкую подушку», но просыпаться явно не собиралась. Она ведь так много пережила и высказала этой беспокойной и для оборотня, которому зверски хотелось откусить ну, хоть пол-бедра, такого аппетитного бёдрышка мисс Лавгуд, но он покуда не заснул голодным, от одной только болтовни Луны, не успокоился, так и для самой мисс Лавгуд, рассказывавшей всё больше о своей неземной любви к обездоленному ликантропу, ночью!
Ремус выскочил в гостиную, где его вчера застала заместитель, сейчас так похожая на простую деревенскую девчонку, а не на всемогущую почти что Прорицательницу, и быстро натянул трусы и брюки из гардероба, стоявшего именно в этой комнате, чтоб недалеко было бежать голяком. Он успел даже одеться полностью, как всегда, за время отсутствия Сева, в полностью маггловскую, такую удобную и любимую одежду, даже набросил сверху потрёпанную мантию.
Это Северус, его коварный возлюбленнный, заведший шашни аж с двоими мужчинами и при этом женившегося, очевидно, на женщине, уламывал, или лучше сказать, приказывал Рему носить мантию застёгнутой, чтобы, как он выражался : «Не позориться своим отвратительным, маггловским, затрапезным тряпьём перед студентами. Высмеют ведь, Рем, особенно мой Дом! Вирши препохабнейшие сложат в честь тебя!»
Проснувшаяся в одиночестве мисс Лавгуд потянулась, позевала и наконец-то раскрыла глаза. Над ней на чрезвычайно почтительном, рыцарском расстоянии склонился её любимый, Ремус Люпин, господин Директор этой грёбанной школы волшебства и магии, хоть бы век её не знать! Да, невинная Луна тоже могла выразиться, только… про себя и редко, ну очень редко.
– Профессор Лавгуд, простите, что мешаю Вам прийти в себя после недолгого сна, но… Вам лучше покинуть мои апартаменты до того, как проснутся эти невозможные студенты. Я очень, чрезвычайно, необычайно обязан Вам. Тебе, Луна, только тебе. Но подростки наши столь невоздержаны на язык, уж поверьте мне, господину Директору сей замечательной школы! Я бы очень не хотел, чтобы о Вашем пребывании у меня ночью по столь замечательной школе волшебства и магии, Хогвартсу, пошли бы ненужные нам с Ва… тобой слухи.
Вставай, добрая, чистая!..
… Родители даже не допрашивали виновную об имени недостойного, опозорившего их дщерь, дабы предать его казни злой, ибо понимали, что бесполезным было занятие сие.
Все-все, до единого, рабы в доме Сабиниусов были в своём роде ручными. Это значит, они приучены были ничего не разбалтывать рабам чужих Господ о секрете, истинной, нерушимой тайне - владении магией своими. Грубых дикарей Сабиниусы на торжище не покупали, а уж со своими рабами, множащимися в предостаточном количестве друг от друга и от Господ, чтобы содержать их не совсем впроголодь, Господа расправлялись очень просто.
При
И не вскрикивали, не стонали, не кричали вовсе рабыни под Господами своими, будь они ласковы или грубы, но все хранили пожизненное молчание от кудесничества Господского.
И не могли сыновья ослушаться отца своего Верелия, дабы услышать словеса молчащего, а не говорящего, как у всех, скота, ибо хотелось им сего, особенно тем, кто помоложе. Ни в чём, кроме значительного внешнего да и внутреннего отличия, не было разницы у Господ Сабиниусов меж двумя сортами скотов. Только вот скот, пасшийся у колонов и на господских пастбищах обширных вельми, мог издавать свои, подобающие каждому роду животных, звуки и имели, по поверьям ромеев, подобие душ…
… Наконец, грубо использованные рабыни были быстренько изогнаны из трапезной, а мужчины поправили задранные туники на глазах у молчащих, привыкших к таким сценам, терпеливых высокорожденных супруг. Ведь развлечение ждало их уже вскоре дома - с бессловесными рабами - такими красивыми, молчащими полукровками. И безопасно, и сердцу мило, и телу, а особенно вагине приятственно.
Ведь родные мужья настолько неотёсаны в обращении с ними, жёнами, с которыми подписали брачные контракты! Чуть что не так, сразу же, молниеносно - Распятие, а оно же так плохо переносится вечно беременными женщинами. От молодых же рабов и малолетних, вечно орущих детей не получалось, ибо супруги заботились в постельных трудах своих лишь заполнить чрево жены, боле же даже и не появлялись во всё время вынашивания родного дитяти. А ведь женщины именно в это время так сильно охочи до ласк. Вот и ласкали рабы Госпожей своих, а умели они это делать отменно - научились уже, но всё только… молча.
Одним словом, из весёлой семейки взял жену сыну своему - наследнику Малефиций, ничего не разузнав толком о жизни Сабиниусов, с которыми решил породниться. В сравнении с развращёнными и жестокими донельзя Сабиниусами был он почти, что аггелом Нывгэ покойной. Ибо плодил он лишь живое, но бездушное, готовое к употреблению с десятигодовалого возраста, состояние для Господина дома, причём как и в собственное удовольствие, так и в женское тоже - рабынь своих он всегда удовлетворял, этот пылкий и охочий до бабья вояка.
Не ведал он от покровителей своих высокопоставленных никаких, ни одной-единственной вести дурной о древнем, славном, многоплодном, весьма и весьма высокорожденном семействе Сабиниусов. А уж если бы узнал, то тогда точно не породнились бы в веках два рода кудесников - Северуса из фамилии Снейпов - пришлеца из века двадцать первого и Адрианы, потомственной ведьмы одного из самых древнейших римских родов, два века тому назад переехавших на Альбион…
… Но пора бы уже молодой супруге с отцами обоих высокорожденных семейств и матерью супруга из семейства одного из прошлых Божественных Императоров - Гонория Августа, удалиться в супружескую опочивальню молодых, чтобы снова принести, на этот раз, и Ларам, и Пенатам, дары - собранную кухонными рабами кровь тельца и агнца, забитых для семейного торжества, ими же приготовленные сливки, вино от виночерпия и мёд из собственных запасов семьи Снепиусов.