Звезда Аделаида - 2
Шрифт:
Рему только и оставалось, что заскулить от того, что он не знал, как выразить по-волчьи наболевшее : «Не знаю.» А ещё его человеческую, несмотря на все «старания» Слагхорна, душу смутило это, словно невзначай произнесённое «здесь», «в нашем времени». Может, Луна - Провидица знает всё-всё о том, куда на самом деле подевался Северус?
– Так… даже ты не знаешь? Какой же он скрытный. Но… там ему хорошо, хоть и не без проблем.
– Вуф-вуф.
– А у него… там, в далёкой глубине веков, появилась любовь, и не одна. Обе в своём роде прекрасные и взаимные. А будет у него
– Вуф-вуф.
И снова жалостное, берущее за душу, поскуливание. Рем впервые узнал от прорицательницы, что Северус окончательно забыл про него, влюблённого в Рема, хоть это и было неправдой, и Ремус часто снился Снейпу, но в несколько иной ипостаси, нежели возлюбленный.
– Иначе бы уж Северус не стал обзаводиться кратковременными - не навеки же он «там» - романами с кем-то из… Откуда, как сказала Луна? Из… прошлого? Так вот, где мой… бывший моим другом, но так и не ставший любовником, а как бы этого хотелось!
– Сев. Вот, куда он сгинул, провалился во времени! Интересно, на сколько вглубь веков, но об этом спросить я не могу… сейчас, покуда я в теле зверя. А сможет ли он вернуться? Ведь Гарри Поттер с Волдемортом так и сгинули куда-то туда, где нет ни времени, ни пространства. Попросту исчезли и следов не оставили, где его - Гарри Поттера, не Волдеморта, конечно же, искать.
Ремус удивился ясности своих, обычно после приёма Аконитового зелья от Слагхорна отсутствующих в образе волка - оборотня, человеческих мыслей. Что это, неужели в присутствии… почти неиспорченной Луны зелье действует, как и должно на самом деле, словно сварил его непостоянный Сев? Но ведь это гнусное варево Горация, профессором ещё называется, дери его Мордред! Не Северус же сам, по своей воле, из глубины веков передал через Луну настоящие свойства правильно модифицированного Аконита, присущие только зелью, сваренному им самим!
Он, Сев, оказывается, и думать забыл о мучениях своего, пусть только… друга, но ликантропа.
Меж тем Луна продолжала, как ни в чём не бывало:
– Он, твой сиятельный граф, такая загадочная личность, ничего про него не узнаешь, даже живя с ним в одном Хогвартсе. А что узнаёшь, то оказывается полу-правдой. Теперь же совсем нет связи с ним. Поверь, Ремус, любимый, я не раз впадала в медитативный транс… там, в своей башенке, но всё, что мне удалось узнать о нём, так это то, что он полюбил мужчину, даже двоих, с одним из которых он спит, а вот с другим…
– Другой для меня - фигура в крайней степени загадочная, знакомая как бы и незнакомая в одно мгновение, а ещё он недавно и женился… Прости, прости меня, мой любимый волк, я вовсе не боюсь тебя, не думай, но я знаю, что делаю тебе больно своими словами. Ты ведь всё ещё любишь его, своего друга, неверного Северуса. И с каждым годом всё сильнее, так, что сердце рвёт на части, а тебе так тяжело хранить тайну, которую он, наверняка, знает, не сердцем, так душой чувствует.
Ведь есть же у этого неприступного, холодного, злого на весь мир, язвительного Северуса Снепа горячее, живое, человеческое сердце внутри, раз он сумел подружиться с
– Вуф.
– Из настоящего могу сообщить только, хотя ты, наверняка, знаешь… В общем, из уже такого недавнего прошлого, им я не занимаюсь в своих гаданиях и трансах, я знаю только, что убитый своими же охранниками - да-да!
– министр магии хотел заполучить твоего друга к себе в кабинет, чтобы потом его министерские Ауроришки, известные своими способами дознания, выбили из него признания в том, что он замышлял дурное, как Пожиратель Смерти, обучающий невинных ха!
– дети… А, впрочем, ты, наверняка, знаешь это и сам, правда?
– Вуф-вуф. Вуф.
– Как странно ты отвечаешь - и «нет» и «да». Должно быть, части рассказанного мной ты не знал ни сном, ни духом.
– Вуф.
– Ты ведь очень хотел, чтобы министр магии, к счастью, уже прошлый, а когда выборы нового, неизвестно, Скримджер отцепился от мистера Снейпа, сэра? Ну, я уже задаю глупые вопросы, должно быть, устала. Прости пожалуйста мою слабость.
– Вуф-вуф.
– А что я сказала не так?
Зверь, животное каким был сейчас Ремус, хранил молчание. Его покоробило то, что Луна назвала графа Северуса Ориуса Снейпа не положенным ему «сэром», а «мистером», будто обычного, нетитулованного мага, не отличающегося чистотой крови. Такой кристальной, чистой и древней, как у сиятельного графа Северуса Ориуса Снейпа.
Ремус не мог высказать этого неприятия доброй, но болтливой Луне, он простил её за вкравшееся недоразумение. Ведь Ремус впервые с одной памятной ночи поистине доброй Полной Луны, проведённой с любимым Северусом в его замке летом теперь уже позапрошлого года, был не одинок. После той ночи Сев ещё несколько суток ходил совсем больной - еле ноги переставлял и отказывался есть - от горя за друга, который съедал по две нехилых порции вкуснейшей еды, изготовленной домашними эльфами Гоустл-Холла. Больше Сев Ремуса в полнолуния не навещал. Ни разу, как отрезало.
Огромный волк легко, будто был невесомым, запрыгнул на очень аккуратно застеленную постель и мотнул Луне большой головой.
Она с некоторой опаской присела на самый краешек кровати, а после… после привалилась к тёплому боку любимого оборотня и залезла на постель с ногами, предварительно сняв туфельки.
…Они ещё долго «беседовали» таким же вот образом, но Луна уставала всё больше, видно, не привыкла не спать ночами. Конечно, мисс Лавгуд, о, простите, профессор Лавгуд говорила сначала много больше, не забывая, впрочем, обращаться к любезному вервольфу.
Луна рассказывала и не могла остановиться, несмотря на всё усиливавшуюся сонливость, о себе и своей любви ещё со студенческих лет к Ремусу. Она говорила о любви столь чисто и красиво, что человеческому, не потерявшемуся в потёмках звериного, сознанию волка - оборотня её слова очень понравились. Никто, кроме мамы и папы в далёком детстве, не говорили ему столько ласковых, нежных, щемящих душу слов о любви. Но то была родительская любовь, теперь же разговор, вернее, монолог мисс Лавгуд был посвящён вполне себе созревшей, девичьей, ну, пусть, и женской любви.