Звезда Аделаида - 2

GrayOwl

– А сейчас… Горят ли глаза мои ночным светом небесным? Ведь я так жажду быть с тобою, мой Северус, мой северный ветер, мой путеводный светоч, мой ветер, впрочем, о сём уже говорил тебе я, моя странная, крестоносная звезда на небосклоне между многих и многих созвездий и звёзд одиночных, мой путь, моя дорога, да ведущая к Центру Альбиона, к самому сердцу его, где не был я никогда!

– Да, горят отражениями скопища звёзд, мириадов их. И столь прекрасно называл ты меня, что, казалось, будто в волшебной сказке я есть, но не в грубой действительности. А почему назвал ты меня «северным ветром»?

– Я подумал,

что ты похож на него - суровый снаружи и обволакивающе пронизывающий изнутри. Освежающий лучше терм, охлаждающий разгорячённое тело моё своим, прохладным… А ещё у тебя всегда почти холодные руки, и так приятно чувствовать прикосновение узкой, влажной ладони твоей к пенису моему в ожидании скорого излития семени…

Прости, о, молю, прости меня, Северу-у-с-с, ибо заговорил я о запретном пока, но таком желанном соитии. Ведь не же откажешься ты войти в меня, как делал это прежде, покуда я не приду в себя?

Не стал ли я мерзок тебе после того, как ты, я помню твои слова, зашивал мне рану и стирал гной с неё? Видишь, я вспоминаю всё больше… Просто просыпаюсь я медленно и печально, и приходят воспоминания. Я помню даже, как чуть было не сломал зуб, обгладывая мясо с куска с рёбрами, коих было так много, и они были повсюду, куда ни ткни два зуба. Это ведь правда, а не сон?

– Правда. Истинная правда. Прости, лучших кусков ни тебе, ни мне не досталось, только рёбра. Я слишком поздно справился с нами обоими и призвал легионера, будучи не в состоянии оставить тебя, тогда, казалось, агонизирующего с небольшими попусканиями. Он-то и принёс то, что по его тупому мнению, осталось от барана. Целого барана, к слову сказать, - откомментировал со злостью Снейп.
– Могли бы раненому всаднику и получше приберечь.

А, не говоря уж о его няньке - прошептал Сверус еле слышно. Но Квотириус услышл и… промолчал. А что ему было сказать? Что наёмники по праву отрезают лучшие куски… здоровым всадникам и военачальнику, а что поплоше - раненым, всё равно, что всадникам, что рядовым солдатам, чем просто опоздавшим воинам. А будут знать, как на трапезу опаздывать! Такой кусманчик враз охоту отобьёт. Ну а раненым еду должны были своевременно и правильно подносить их боевые товарищи, взявшие на себя тяжёлую обязанность ухаживать, чаще всего, за любовниками по казарме…

– Наверное, посмеёшься ты, брат мой, но Гарольдус сделал это за тебя - сломал зуб, так что теперь он не только подслеповатый, но ещё и щербатый. Замечательный из него «раб», не правда ли?

– Да, это может показаться забавным, ведь он и без этого - урод. С глазами неправильного цвета травы, постоянно щурится, скорее всего, подслеповат, и сие в его-то возрасте. Ведь он почти ровесник мне и тебе. Да-да, не удивляйся, и тебе. Ну, что значат сии пять лет разницы в летах? Не щуришься же ты! Да ещё эти немытые, думаю, годами нерасчёсанные, неприглаженные, ещё более длинные волосы. чем у тебя. Они делают его похожим на истинного, непреложного, античного андрогина* греков, только… уродливого.

Вот ты, Северус, ветер мой северный, да позволишь так ласково именовать тебя, да и я, все легионеры несколько дней, как немыты. Но я остро чувствую грязь на своём теле, и они. Я слышал их разговоры, пока мы шли по тому злополучному лесу, где многие солдаты Божественного Кесаря были ранены в ноги и руки.

А ты? Ведь твои волосы до сих пор сохранили

пышность и блеск. Как это получается у тебя, о брат мой возлюбленный, Господин дома, в коем живу я?

– Простейшее Очищающее заклинание. Если бы у тебя было побольше сил, я тотчас научил бы тебя ему… Странно, но в лесу я каждый миг ждал опасности, а не прислушивался к глупой болтовне наёмников... В отличие от тебя, возлюбленный брат мой, единственный на всю жизнь, одинокую в будущем…

– Не кручинься столь много. Обязательно найдёшь ты пару себе во времени своём и тем продлишь род Снепиусов.

– Нет, узнав любовь мужскую, уж никогда не женюсь я, ибо женщины никогда не привлекали меня в «моём» времени, равно, как и… мужчины. Никогда никого не любил я «там». Разве не довольно доказательства сего для понимания будущности моей? Разве мало сих слов моих твёрдых?

– Вот увидишь, полюбишь ты, пусть не женщину, но мужчину, юношу.

– Да что мне делать с юношей?!
– воскликнул разгневанный Северус.
– Разве что научить его педерастии, как тебя?

– Педерастия - се есть новое слово в лексиконе моём. Сие суть мужеложество, правильно ли я понял? Впрочем, оставим сие. Дай-ка, попробую я угадать заклинание очищения волос головы.

Квотриус решился перевести разговор в более спокойное русло и тем прекратить мучения возлюбленного брата.

– Evanesco?

– Evanesco применяется для очищения тела только, а вот Evanesco capitum* * - для волос, чтобы убрать с них пыль и жир. Ведь волосы мои очень жирные, и потому-то и придумал я такое заклинание для них, чтобы не ходить с немытыми, слипшимися волосами, как Пот… Гарольдус. Ведь, знаешь ли ты, о Квотриус, применял я к своему телу простое Evanesco , но не мылся я сначала по прибытии и обживанию своей нуютной, словно бы чужой мне комнаты, а после из-за…

– От чего ты замолчал, о брат мой и Господин мой? Разве не знаю я, что рана была нанесена тебе под рёбра, со спины, по-разбойничьи? Так соделывали только они - шайка воров и насильников, третировавшая город наш. А вот представь себе, знаю я о них, ибо не раз засиживался в термах или непригожей для меня таверне. Но они так кишат жизнию, эти таверны, что трудно было не посетить одну из них, конечно, попивая для вида дурное вино, кое подаётся там, для отвода глаз от и без того излишне богато наряженной фигуры? Редкого гостя в подобного рода заведениях для плебса.

– В Сибелиуме больше десяти дней пользовалось мною только Очищающее заклинание, да заклинание для головы. Терпеть не могу ходить с засаленными волосами. Но это неинтересно.

Поэтому и вышел… тогда под дождь, чтобы струи его освежили подсушенное изрядно заклинанием моё тело. Сие есть побочный эффект - высушивать донельзя кожу чистую, свежую, обработанную Очищающим заклинанием. Оно же так пригодно для тела, немытого в воде.

Северус, наконец, добрался до раны Квотриуса и протёр руки ышке бяха, что ещё плескалась на дне взятой зачем-то с собою рабами в качестве трофея, но неожиданно пригодившейся грубой посудины. Рана оказалась абсолютно чистой, лишь края её, сшитые Северусом так ровно, были слегка покрасневшими от ниток, продетых в кожу. Как-никак, а инородное тело. Но и эта краснота должна уже к завтрашнему, долгожданному, такому многообещающему, заветному утру пройти - нитки сроднятся с плотью.