Звезда бегущая
Шрифт:
— Уходи, — оборвала его Лида.
Дверь выстрелила замком, и Аня повернулась, прошла к дивану, встала на него и забросила ружье обратно на медвежью голову.
— Вот так с ними со всеми, с гадами, с подлецами! — сказала она в пространство.
Медленным, каким-то пришаркивающим шагом, словно больная, в комнату вошла Лида.
— Зачем вы подслушивали? — спросила она, ни к кому специально не обращаясь — ни к Ане, ни к Нине Елизаровне, — и, может быть, не ожидая ответа.
Аня, однако, ответила:
—
— Но врываться тебе на кухню не нужно было. Это действительно наше с Андреем дело. Мое.
— Он подлец! — с исступлением выкрикнула Аня.
Лида покачала головой. Выражение лица ее было отрешенно-каменное.
— Он не подлец. Он очень порядочный и несчастный человек. И в самом деле наваждение… все так. Только вот мне не легче от этого.
Нина Елизаровна, как-то странно поникшая после всего происшедшего сейчас, словно бы даже пришибленная, тихо и осторожно подошла к Лиде, робко и слабо обняла ее.
— Все, Лида, к лучшему, — сказала она, как бы не утверждая это, а лишь пытаясь убедить в том саму себя. — Забудется, пройдет, перемелется… А я всегда тебе говорила: Андрей — это трата жизни, и только. А теперь ты свободна…
— Да что ты со своей свободой! — тут же влезла в речь Нины Елизаровны Аня. Она все стояла на диване, гнев ее не вышел до конца, и ей требовалось выпустить его. — Свобода, самостоятельность… Что с нею делать, с твоей самостоятельностью? Солить? Дрянь такая, что и с солью не съешь.
— Аня! — не повышая голоса, умоляющим тоном попросила ее остановиться Лида.
В другом состоянии Нина Елизаровна не замедлила бы ответить Ане, сейчас она принялась решать про себя, следует ей отвечать или воздержаться, наступило молчание… и в этом молчании ясно и пронзительно заверещал в прихожей звонок. Он был так неожидан в наставшей тишине, да еще после всего случившегося, что все трое невольно вздрогнули.
— Кто это еще… — проговорила Нина Елизаровна.
— Вечер посещений какой-то… — произнесла Лида.
Аня соскочила с дивана и решительным шагом направилась в прихожую.
— Ну, я покажу сейчас! — с угрозой, с радостью мщения в голосе сказала она на ходу.
Из комнаты слышно было, как открылась входная дверь. Однако что там говорила Аня, было не разобрать, как не разобрать было, кто это там пришел и один ли человек или несколько; ко вот Аня вошла обратно в комнату — каким-то неуверенным шагом, с выражением растерянности на лице.
— Тут вот, мам, спрашивают хозяина… мужик такой… но вроде бы к нам.
Однако «мужик» не ждал у порога, он без всякого разрешения двинулся вслед за Аней и, слегка подтолкнув ее, чтобы освободила проход, тоже вошел в комнату. Это, был тот слесарь, что неделю назад приходил устанавливать умывальную раковину. И был
— А, хозяйка! — сказал он, увидев Нину Елизаровну. — Ты тоже сгодишься. Хозяин или хозяйка… все равно. Хозяйка, может, лучше даже. Лучше даже, да? — подмигнул он и посмеялся. — Сейчас все хозяйки хозяева…
Оторопевшая Нина Елизаровна немного пришла в себя.
— Что вам, собственно, нужно? — спросила она.
— Шутишь, хозяйка! — сказал слесарь. — Мне? Мне ничего не нужно. Это тебе нужно. У кого раковина текет? У меня?
— Вы что, устанавливать раковину пришли? В десять вечера?
Слесарь опять пустил свой короткий, ненатуральный смешок:
— Что ты, хозяйка! Рабочий день — восемь часов… ни за какие коврижки!
— Так что вам тогда нужно все-таки?
— Опять шутишь, хозяйка? Мне ничего не нужно. У меня раковина не текет. — Слесарь тряхнул руками, раз, еще раз и вытряс из рукавов полузастегнутого ватника по литой чугунной штуковине. — Во, видала? Кронштейны. Тридцать два сантиметра. Кому нужно? Мне? Мне не нужно.
— А если не устанавливать, зачем вы их принесли? — решив помочь матери в этом вязком, невнятном разговоре с пьяным человеком, спросила Лида.
Слесарь выставил перед собой кронштейны.
— Раковина кому нужна? Мне? А штук этих нигде не достанешь.
— Что, добавить хочется, на бутылку не хватает? — вмешалась в разговор Аня.
— О! Маленькая, а догадливенькая, — слесарь посмеялся одобрительно и довольно. — У сторожа в магазине бутылка сейчас десять рублей.
— Тебе что, куют здесь деньги? — сказала Аня. — Портвейн купишь.
Слесарь, подавшись вперед, пригляделся к ней повнимательнее и развел руками с зажатыми в них кронштейнами:
— Не принимает организм, догадливенькая. Только пшеничную… — Он отвел от нее взгляд и тут увидел на столе бутылку коньяка, оставленную Евгением Анатольевичем и все это время так и простоявшую здесь. — О! — с радостной развязностью вскинулся он и обвел теперь оценивающим взглядом всех троих. — А вы, я вижу, сами гуляете! Одни девочки… Берите меня с другом в компанию. Ух, парень… закачаетесь!..
Нина Елизаровна решительно ступила к столу, взяла бутылку и протянула слесарю:
— Вместо водки. Устроит вас?
Слесарь не принял бутылку.
— Коньяк, что ли? Клопами пахнет.
— А ты что, как клопа раздавишь, так его нюхаешь? — спросила Аня.
Слесарь замер. Пьяное его, заторможенное сознание высчитывало, какова степень нанесенного ему оскорбления. И высчитало, что он оскорблен — сильнее не может быть.
— Ты что, падла, издеваешься над мужчиной? — угрожающе двинулся он к Ане. И замахнулся кронштейнами. — Я вот сейчас… уделаю — ни один урод замуж не возьмет…