Звезда бегущая

Курчаткин Анатолий Николаевич

Там уже, переступив, порог и прикрыв за собой дверь, стояли Миша и Андрей Павлович. Причем Миша впереди, а Андрей Павлович позади, поддерживая Мишу за локти, словно бы он прикрывался им как щитом.

— Ах, женщины, ах, женщины! — увидев Лиду с Аней, вместо приветствия, с обычной своей веселой напористостью, проговорил Андрей Павлович. — Что же это вы молодого человека на улице морозите? Нехорошо. Подкатываю к подъезду, никто не ждет, не встречает, вдруг — ба! знакомые все лица! Нехорошо.

— Мишка! Ты возле дома здесь был? — удивленно

воскликнула Аня. — Чего ты здесь делал?

Миша будто не услышал ее вопроса.

— А мне сказали, что ты себя плохо сегодня чувствуешь…

Он, как и Андрей Павлович, не поздоровался ни с нею, ни с Лидой, но в отличие от Андрея Павловича, как-то уж слишком, пожалуй что, лихорадочно оживленного, он, наоборот, был словно бы заторможен, напряженно, неестественно деревянен.

— А кто это тебе сказал, что плохо себя чувствую? — враз встревожась, спросила Аня.

— Это я сказала, — вмешалась в их разговор Лида. — Миша звонил по телефону, хотел тебя увидеть, и я сказала, что ты сегодня не можешь. И Миша вроде бы понял. — Произнося эту последнюю фразу, она перевела взгляд на него. — Вы напрасно поднялись, Миша. Бывают обстоятельства… без причины я бы вас не просила.

Миша, слушая ее, как бы согласно кивал.

— Так конечно… ну да… вот именно что причина… — вставлял он в паузы между ее словами.

— Слушай, Мишк, я ничего не понимаю! — снова воскликнула Аня. — Ты тут, возле дома, что ли, ходил?

Нина Елизаровна, все это время с недоумением переводившая взгляд с Ани на Лиду, с Лиды на Мишу, решила, что подошла пора изменить ситуацию:

— Вы очень вовремя пришли, Андрей. Очень вовремя, Миша. — Голос ее был так же жизнерадостен и полон сил, как во время телефонного разговора с подругой. — Мы тут как раз чай пьем. Припозднились с ужином, и вот только что. Лидочка, пойдем приготовим там все. Анечка, а ты раздевай гостей и проводи на кухню.

Лида дернулась было перебить Нину Елизаровну, хотела что-то сказать, взглянула на нее, взглянула на Андрея Павловича — и остановилась, решила, видимо, пусть будет, как предложила мать. Нина Елизаровна еще рассыпалась в светских любезностях, а она уже ушла на кухню.

— Мишк! Так ты чего тут? — спросила Аня, едва Нина Елизаровна вслед за Лидой оставила прихожую. — Так неожиданно!

Миша между тем не торопился раздеваться.

— А ты ничего, вроде здоровая… — как-то странно оглядывая ее, сказал он.

— А с какой стати я должна больной быть? — Анино удивление из-за свойственной ей вообще вызывающей манеры говорить прозвучало с некоторой агрессивностью.

— А чего тогда сестра твоя говорит: плохо себя чувствует?

— Плохо себя чувствовать — разве обязательно больной быть? Можно быть не в духе, расстроенной…

— Это с чего это ты расстроенная?

— Мишк! Ты чего? — напряженный, затаенно-недоброжелательный тон Миши был непонятен Ане и пугал ее. — Какая тебя цеце укусила?

Но Миша будто не слышал ее.

— А я ее берег… деликатничал, —

все так же странно, словно какой неодушевленный предмет, оглядывая Аню, проговорил он. — Чистенькая такая девочка… снежок прямо такой беленький…

— Молодой человек, молодой человек! — Андрей Павлович, пока Аня с Мишей вели этот непонятный разговор, не особо прислушиваясь к нему, разделся, причесался перед зеркалом и вот тут-то, отправляя расческу в карман, уловил смысл последних Мишиных слов во всей их ясности. — Я вас привел, я, так сказать, ответствен — блюдите приличия! Приличия не роскошь и не средство передвижения, а основа человеческих отношений. А, каково? — Андрей Павлович коротко посмеялся. — Дарю вам, между прочим, великодушно свою максиму. Пользуйтесь!

Миша не обратил на его речь ни малейшего внимания, словно Андрей Павлович и не открывал рта. А может быть, он и в самом деле пропустил ее всю мимо ушей. Никого и ничего, кроме Ани, для него сейчас не существовало.

— Я тебя увидеть хотел… — сказал он с тяжелой протяжностью. — Ух обвела!.. Вокруг пальца, как щенка! Колотун меня бьет… ух обвела! За чистенькую шилась, профура!

Аня, ошеломленная, испуганная случившимся с Мишей преображением, смотрела на него остановившимся взглядом и не в силах была произнести ни слова.

— Э, молодой человек! Да ты не феномен, ты с душком! Я думал, ты феномен, а ты, оказывается, просто шпана! — Андрей Павлович взял Мишу за рукава алой его куртки и рывком развернул к себе. — Ну-ка пошел отсюда, вымой рот, потом она, — кивнул он на Аню, — посмотрит, стоит ли с тобой дальше говорить!

Миша вырвался из его рук, едва не въехав Андрею Павловичу локтем в зубы.

— А ты молчи, потаскун! — закричал он. — С душком я!.. Видел я тебя голеньким, как ты тут с другой профурой снюхивался… слюной весь истек!

— Я? Снюхивался? — Андрей Павлович потерялся.

А из Миши выплескивало — больше в нем ничего не держалось:

— Да это не дом, это бардак… Всё, — снова повернулся он к Ане, — все мне про тебя известно… все, до копеечки!

У Ани, наконец, прорезался дар речи.

— Миша! Ты что? — с ужасом глядя на него, залепетала она. — Я ничего не понимаю… Миша, как ты можешь… так, обо мне?

Одна за другой, встревоженные всем этим шумом, в прихожую скорым шагом вышли Нина Елизаровна с Лидой.

Нина Елизаровна обежала всех быстрым взглядом.

— Что здесь происходит? — спросила она у Ани.

— Что такое, Андрей? — спросила Лида. Она слышала его голос, а потом Миша закричал, и ей показалось, что виновник этого шума — Андрей Павлович.

— Что такое?! — громко, с развязностью ответил за всех Миша. И посмотрел на Нину Елизаровну. — Знаете про свою дочечку? Чем она занимается? С мужиками за деньги спит! В милиции на учете стоит! Я ее здесь в прошлый раз с билетами в театр жду, а ее снова в милицию замели — голая по подъезду бегала, в цене не сговорились, проучить ее вытолкнули…