Звезда Ирода Великого
Шрифт:
…Слуга позвал Ирода к Антипатру, когда тот уже засыпал. Он вскочил, схватил слугу за руку:
— Что случилось?! Говори!
Перепуганный слуга затряс головой:
— Ничего, мой господин…
Ирод встревожился, потому что отец не любил ночных бесед. Как воин, привыкший вставать с рассветом, отдавая сну всего несколько часов, он считал ночь временем отдыха, а не бесед или развлечений.
Когда Ирод вошел в комнату Антипатра, тот, прежде чем сын успел произнести что-либо, приставил палец к губам, призывая к молчанию. Подойдя к Ироду, он прошептал:
— Тебе следует возвратиться в Иерусалим.
—
— Да. Ты поедешь туда и привезешь Александра.
Ирод кивнул:
— Я сделаю это, отец. У меня будет письменный приказ от прокуратора?
Антипатр, не спуская глаз с сына, отрицательно покачал головой:
— Нет, Ирод, у тебя не будет приказа — ни письменного, ни устного. Ты привезешь Александра не по приказу прокуратора, ты будешь сопровождать сына царя.
— Но, отец!.. — забывшись, вскричал Ирод и тут же перешел на шепот: — Разве ты считаешь, что мы уже проиграли? Неужели страх Метелла Сципиона…
Антипатр строго перебил:
— Прокуратор здесь ни при чем. Метелл Сципион — всего лишь звание, и не от него зависит, победим мы или проиграем. Это зависит только от нас. — Ирод хотел что-то сказать, но Антипатр остановил сына нетерпеливым жестом: — Слушай и не перебивай, у нас мало времени. Если бы Аристовул шел с армией иудеев, я бы не задумываясь вышел навстречу и сразился с ним. Мы всегда побеждали его, победили бы и в этот раз. Тем более что в распоряжении прокуратора целых шесть легионов. Но Аристовул ведет за собой не иудеев, а римлян. Этот Цезарь, новый властитель Рима, очень умный и очень дальновидный человек: он понимает, что мы не посмеем сразиться с римлянами. Вступить в сражение с ними значило бы восстановить против себя весь Рим. Но и Аристовул, которого этот Цезарь хочет посадить на царство, тоже связан — теми же легионами, что он ведет на нас.
— Но что же делать, отец?! Если мы не можем сражаться, то…
Ирод недоговорил страшного слова, но Антипатр понял мысль сына. Он усмехнулся одними губами:
— Ты хотел сказать, что нам остается только бежать. Нет, не бежать, тем более что нам бежать некуда. Нам остается одно — убить и Аристовула и Александра. Хитроумный Цезарь не оставил нам другого выбора. Не имея возможности проявить доблесть, мы проявим хитрость. Я поеду к Аристовулу, а ты — к Александру.
— Но Аристовул ненавидит тебя! — горячо прошептал Ирод и тут же поправился: — Ненавидит нас. Он прикажет…
Лицо Антипатра выразило особенную решимость.
— Я сделаю все, — сказал он, — чтобы Аристовул не посмел отдать такой приказ. Я скажу, что добровольно отдаюсь ему, уповая на его милость царя и воина. Я буду ползать у него в ногах, целовать края его одежды, я буду умолять его простить меня.
— Но, отец, как же ты сможешь… — Сильное волнение не позволило Ироду договорить. Он со страхом смотрел на отца, уже представив, как тот распростерся перед их врагом. — Лучше умереть! — наконец произнес он твердо.
— Лучше победить! — так же твердо ответил Антипатр и, помолчав, давая сыну возможность прийти в себя, продолжил: — Сейчас нам представилась единственная возможность покончить с ними. Да, Метелл Сципион как человек значит мало, но как прокуратор и тесть Помпея Магна значит все. Никогда раньше нам не было позволено убить Аристовула и Александра. Даже Помпей, даже Габиний, даже римский сенат —
— Да, — кивнул Ирод не очень твердо, — Но…
— Нет, Ирод, никаких «но» сейчас быть не может. Наше унижение — лишь оружие хитрости и коварства. И мы должны воспользоваться им так же, как мы пользуемся мечом во время сражения, — в полную силу.
Всего раз до этого Ирод шел на открытое и откровенное унижение — давным-давно, перед аравийским царем Аретой. Сейчас он должен был пойти на унижение опять. Но если тогда он делал это по собственному желанию, то теперь сделает вынужденно.
Антипатр еще некоторое время говорил с сыном. Но уже не убеждал, а подробно объяснял, что нужно делать и как. План его был таков: Ирод возвращается в Иерусалим, а он сам выходит навстречу приближающемуся к Дамаску Аристовулу. Александр прибывает в Дамаск, и Метелл Сципион бросает его в тюрьму. Если Антипатру удается убить Аристовула, то Сципион в свою очередь казнит Александра (Антипатр уже говорил об этом с прокуратором, и тот дал согласие). Если же Антипатра постигнет неудача и он будет захвачен или даже убит, то Ирод, лишь только получит такое известие, уйдет в Идумею, а затем, взяв мать, сестер и братьев, в Аравийское царство, отдавшись под защиту Ареты.
— Но почему, отец, я не могу убить Александра по дороге в Дамаск? — спросил Ирод.
— Потому что сына царя должен убить не идумей, а наместник Сирии.
«Я не идумей!» — хотелось крикнуть Ироду, но он сдержался.
Ирод возвращался в Иерусалим с тяжелым сердцем, поручение отца было ему не по душе. Он понимал, что план отца — единственное средство их спасения, а потому надо, смирив себя, исполнить его наилучшим образом. Необходимость унижаться сама по себе была неприятной, а тут еще приходилось делать это в доме Мариам — его, Ирода, звезды.
Сразу после разговора с отцом он не пошел спать (отец настоял, чтобы сын отдохнул перед тяжелой дорогой хотя бы несколько часов), а вышел на улицу и, запрокинув голову, стал искать взглядом свою звезду. Время было перед самым рассветом, и небо уже заметно побледнело, так что звезду он нашел не яркой, как обычно, а лишь едва заметной. Он стоял и смотрел, пока она не слилась с небом. А когда слилась, медленно опустил голову и, закрыв глаза, прошептал:
— Мариам.
Тогда он не понял, что открыл имя своей звезды, но позже, уже в дороге, осознал это с особенной ясностью. Открытие и обрадовало его, и опечалило одновременно. Обрадовало, потому что теперь Мариам-звезда и его, Ирода, судьба были слиты воедино — его будущая счастливая судьба и прекрасная девушка, самая прекрасная на свете. А опечалило потому, что невольно получалось — земная хрупкая девушка является его судьбой. Хорошо, что прекрасная, но тревожно, что хрупкая, ведь человек в этом мире подвержен болезням, несчастьям и смерти. Болезни могут отобрать красоту, а несчастья — жизнь.