Звезда корабельная
Шрифт:
Медленно, лениво отваливали корабли от пристани. А за ними и яхта.
С трудом добрались до судоходного Березовского рукава. И тут ветер совсем паруса покинул. До моря два шага, а корабли беспомощны — штиль полный.
Петр из себя выходил, злился.
— Вот тебе и поговорка — «сиди у моря, жди погоды»!
На следующий день погода все же объявилась. Свежий ветер родился. Вся флотилия подняла паруса и, отсалютовав из пушек, пошла на север.
— Глядите! Море! — вскричал Петр с капитанского мостика. И смолк, пораженный.
И
«Пускай и нашему пути конца не будет, — думал Петр. — Хорошо, когда дорога бесконечна»…
А на кораблях купеческих служба шла своим чередом — не впервой им в море-то выходить, дело обычное. Лоцман, проведя корабли через мели, выполнил свою работу. Спустился в карбас, привязанный к фрегату, и отчалил.
Петр окликнул его:
— Как твое имя, кормщик, и куда теперь путь держишь?
Поклонившись, лоцман ответил громко:
— Звать меня Антипкой, сын Тимофеев. А путь мой, государь, домой — на остров Мудьюгский, где издавна все поморские кормщики живут.
— Славный ты мореход! — махнул ему Петр рукою.
Флотилия с попутным ветром шла быстро. Уже ни сзади, ни слева не было видно берега. Лишь по правую руку чернели береговые скалы.
Петр любовался ходом кораблей. Матросы стремительно взбирались по вантам, приспуская или расправляя паруса. Каждое движение точное, без суеты и сомнений.
Но и поморы на яхте работу свою ловко справляли.
Весело было Петру — сбылась мечта о море.
Слышно, как ходит волна морская под днищем яхты, как мерно накатывается на борта. Пенится море под острым носом и, рассеченное на миг, сходится за кормой.
— Рели мои, рели… — тихонько напевал Петр, расхаживая по палубе.
Солнце уже клонилось к вечеру. Садилось прямо на море, и на это было диковинно глядеть. Долго тонуло оно, красное, в пучине морской.
Выпали звезды на небе. И море вроде бы замерло, задумалось — к ночи, говорят, вода кроткая. Засыпает.
А Петр не уходил с палубы.
Из темноты, казалось, выступали очертания берегов. Или это были те громадные звери, бивни которых продавались на холмогорской ярмарке? Моржи! Встречаются ли они в этих водах? Вдруг почудилось, что вдалеке где-то заревел бык, а следом хрипло взлаяла собака. То ли берег близко? То ли звук по морю летит без помех, сколько хочет?
На другой день показался впереди остров.
— Дошли мы, государь, до Моржовца, — сказал старшина поморский. — Моржистое, истинно говорю, место!
— А сам-то видал ли моржей? — спросил Петр.
— Да как же! Нас, архангелогородцев, моржеедами кличут — богато моржей промышляем. Ревут они, государь, точно аки быки. Ну, а другой раз и по-собачьи
Здесь, у острова Моржовца, распростился Петр с купцами да моряками иноземными.
— Здравия вам, мореходы! Мира и пути доброго! Пожалуй, поклонитесь от меня земле вашей, где такие корабли строят. Ну да и мы не хуже научимся!
Голголсен только плечом повел: мол, непростое это дело, сказать-то легко, а там посмотрим…
Отсалютовали корабли купеческие, и пошли за остров Моржовец, в океан, к своим берегам. Для них и океанская дорога торная.
Долго Петр глядел вслед, пока не растаяли паруса в морском мареве. Одинокая осталась яхта в Белом море. Шумит море, глубоко вздыхает.
Петр встал у руля, и направил яхту к Архангельску.
Вольно в море. Одна печаль — пусто! Нет кораблей под русским флагом. Нет флота, который бы в заморские земли пошел с товарами…
Вздыхает море полуденное. И Петр невольно развздыхался. Вроде весело ему. А вроде и грустно.
Всегда так, наверное, бывает, когда одна мечта исполняется и уже о другом мечтаешь.
Город
Вот и Двинская губа. Так называют в здешних местах залив, образованный при впадении реки в море. Миновали лоцманский остров Мудьюг, прошли Березовским рукавом. И показался на высоком Пур-Наволоке Город. Видно сразу — надежна крепость, каменная с бойницами.
«Хорошо, — думал Петр, — когда торговые корабли в гости ходят. А коли с войною пожалуют?! Земли-то наши защитим, а вот на море мы не хозяева…»
Яхта бросила якорь у пристани. Сошел Петр на берег. Уже и непривычно как-то по твердой земле ступать.
Оглядев своды проездной арки, вошел он в крепость. Здесь рядами стояли каменные амбары. Дымили печи поварен. По левую руку широкие ворота вели в немецкий гостиный двор, по правую — в русский. Высоко поднимались тесовые кровли, а окна украшены были резными наличниками. На долгие годы все сложено.
По обе стороны от гостиных дворов разбегаются вдоль Двины жилые дома, церкви, казенные постройки. Так и льнут к реке. Да и отступать особенно некуда — рядом топкие болота, трясина.
Смотрит Петр на дома, а перед глазами — корабли под парусами. Но дома и впрямь такие добрые, хоть на реку спускай, — поплывут.
«Крепко стоят, — размышляет Петр. — Отчего же нам хорошие суда не сладить да не пустить в страны заморские морями-океанами?»
А вот и площадь торговая, где знаменитая ярмарка архангельская проходит. Да уж закрылась на этот год. Последние купеческие корабли сам Петр на яхте провожал. Но казалось, на площади ярмарочной еще слышны крики торговцев, грохот телег, дудки и песни скоморохов. Совсем недавно кипела ярмарка — с раннего утра до ночи. Со всей России привозили сюда товары. По Двине шли чередой дощаники, карбасы, плоты, барки, а по дорогам тянулись обозы телег, подвод.