Звезда любви
Шрифт:
Но в тоже время Долли понимала и свою матушку. Она была самой младшей из пятерых детей Балашовых, две старших сестры и два старших брата уж давно были устроены в жизни, и довольно неплохо устроены. Теперь настала и ее очередь, и матушка так торопится вывести ее в свет, чтобы, наконец, вздохнуть свободно. Но как объяснить maman, что она не стремится к такой жизни? По крайней мере, пока, — ведь ей всего семнадцать!
Более всего на свете Дарье сейчас хотелось оказаться в родовом имении, уединиться в своей светелке и думать забыть о чопорном Петербурге с его балами и раутами, которые она возненавидела с первого дня своего пребывания в столице. Она чувствовала, что по какой-то
Одно было понятно: она зачем-то понадобилась князю, но с какой целью, Даше не могла даже предположить. Она не допускала даже мысли о том, что могла понравиться ему, как то полагала ее маменька, считая такое предположение смехотворным. Шеховской мог выбрать любую из великосветских красавиц, но почему-то в тот вечер обратил внимание только на нее, станцевав с ней тот единственный для них обоих вальс. О, как унизительно было после танца ловить на себе недоумевающие взгляды и только догадываться о том, какие мысли роятся в головах представителей самых знатных фамилий столицы, донельзя удивленных более чем странным выбором его сиятельства.
Меж тем Степан Аркадьевич обвел взглядом оставшихся за столом родственников. Анатоль Аркадьевич вновь опустил взгляд в тарелку, решив, что это не его дело. Брат просил его принять их на сезон в столице, и он его просьбу удовлетворил, а в остальном — это семейное дело Балашовых-младших. Конечно, будь здесь за столом его дражайшая супруга, она наверняка приняла бы сторону Ангелины, но Маша не любила вставать в столь ранний час. Что же до Степана Аркадьевича и Ангелины Леонтьевны, то, проводя большую часть времени в провинции, Балашовы-младшие привыкли подниматься рано, впрочем, как и сам Анатоль.
— Ну-с, сударыня, — повернулся к своей супруге Степан Аркадьевич, видя, что от брата помощи ждать не приходится, — я ни в коей мере не хочу Вас обидеть, ma chИrie, но посудите сами: Вы же не станете отрицать, что наша Долли отнюдь не может претендовать на звание фаворитки сезона. Она довольно мила, но не более!
— Но, Стива, — капризно протянула Ангелина Леонтьевна, — тебя не было с нами в тот вечер у Шеховских. Доверься моему женскому чутью. Я знаю, о чем говорю.
Степан Аркадьевич поморщился. Как же он ненавидел этот тон и это обращение.
— Неужели мнение самой Долли ничего не значит для Вас? — поинтересовался он.
— Долли еще слишком молода, чтобы судить о том, — отмахнулась Ангелина Леонтьевна. — Прошу тебя, не противься. Мы примем это приглашение.
— И все же я нахожу это, по меньшей мере, странным, — ворчливо добавил Степан Аркадьевич, сдавая свои позиции в этом споре.
— Когда-то мы были весьма дружны с княгиней Шеховской, — вздохнула madam Балашова. — Я думаю, Софи решила возобновить знакомство.
И Ангелина Леонтьевна вновь унеслась мыслями в свою далекую юность, когда и она сама, и юная Софи, единственная дочь генерала Галицкого, были впервые представлены великосветскому Петербургу. Софья еще до конца сезона получила предложение от самого желанного холостяка Петербурга, князя Шеховского, и с благословения родителей пошла под венец. С тех пор минуло более тридцати лет, но Ангелине Леонтьевне
Последнюю неделю в Петербурге царила оттепель, предвещая скорый приход весны, но в день отъезда в Павлово небо с утра нахмурилось и сыпало мелким колючим снегом, хотя было довольно тепло. Оттого выпавший снег тотчас превращался в жидкую грязь под колесами экипажа, который то и дело застревал в размытых колеях. Поездка, которая в хорошую погоду заняла бы не более двух часов, растянулась на полдня. Достигнув фамильного имения Шеховских уставшие путники, выбравшись из кареты, с изумлением созерцали величественный особняк.
— Стива, — шепнула Ангелина Леонтьевна, — ты только подумай: может статься так, что наша Долли со временем станет здесь хозяйкой.
— Я бы не тешил себя такими фантазиями, — подавив тяжелый вздох, ответил Степан Аркадьевич и подал руку дочери, которая за всю дорогу до имения Шеховских не проронила ни слова, только тяжело вздыхала, укоризненно глядя на него.
Вечером хозяева и гости собрались перед ужином в гостиной. Конечно, говоря про половину Петербурга, Степан Аркадьевич несколько преувеличивал, но, тем не менее, собрание было весьма многочисленным. Здесь царила непринужденная приветливая атмосфера, было совершенно очевидно, что приглашенные хорошо знакомы друг с другом и не в первый раз встречаются подобным кругом. Вошедшая в гостиную Даша огляделась и ужаснулась: причина ее присутствия здесь была возмутительно очевидной. Она заметила Радзинских, Баранцовых, Чернышевых, Лукомских — лучшие семейства Петербурга, и ни одной девицы на выданье, кроме нее! Не считать же, в самом деле, девицей на выданье Александру Радзинскую, о чем-то оживленно беседующую с Павлом Шеховским и своим женихом Петром Лукомским? Маменька ее вполне освоилась и уже о чем-то непринужденно беседовала с сестрой князя Горчакова, Екатериной Алексеевной, а на нее саму, слава Богу, никто не обратил внимания. Но не успела она по своей привычке скользнуть к стене, как князь Горчаков предложил ей руку и повел к столу.
Присев на отодвинутый лакеем стул, Долли подняла глаза и вздрогнула: прямо напротив нее оказался Павел Николаевич собственной персоной, но, похоже, ему не было никакого дела до нее. Шеховской увлеченно беседовал о чем-то с княгиней Горчаковой. Он был женат на сестре княгини Горчаковой, — вспомнилось ей, — и говорили, что молодая княгиня Шеховская была очень красивой женщиной, — вздохнула Долли. Сам же князь Горчаков оказался за столом напротив своей супруги, по правую руку от перепуганной Долли. Николай Матвеевич восседал во главе стола, Софья Андреевна — напротив него.
Ужин для Долли тянулся бесконечно. Она безо всякого аппетита вяло ковырялась вилкой в тарелке, не решаясь оторвать от нее взгляд, что-то односложно отвечала на вопросы князя Горчакова, и он вскоре оставил попытки завести с ней обязательную застольную беседу, а сосед слева на ее счастье не проявил к ней ни малейшего интереса. Когда все встали из-за стола и двинулись в салон, она хотела тихонько ускользнуть к себе, но Мишель Горчаков опять предложил ей руку и подвел к своей жене и Шеховскому.
— Дарья Степановна, — улыбнулся Поль, — Вам, видимо, скучно у нас?
— Отчего Вы так решили, Павел Николаевич? — едва слышно ответила Даша, мучительно краснея под его внимательным взглядом.
— Видимо, оттого, — улыбнулась ей княгиня Горчакова, — что Вы не проронили ни слова за весь ужин.
— Я не… — Даша окончательно смешалась, в глазах блеснули слезы. — Простите! — и она едва ли не бегом покинула комнату.
— Она тебя боится, — тихо заметил Мишель, обращаясь к Шеховскому.