Звезда любви
Шрифт:
— Не совсем за этим…Право, мне неловко, — Даша зябко провела ладонями по оголенным плечам, вспомнив, что свою шаль оставила в комнате на банкетке.
Как холодно здесь, несмотря на угли, тлеющие в камине, — подумалось ей.
— Долли, Долли, — покачал головой Шеховской, — Вы шарахаетесь от меня как от прокаженного. Скажите, чем я вызываю в Вас такую неприязнь? Зачем Вы дали согласие стать моей женой, коли мое присутствие так действует на Вас?
— Вам не хуже меня известны причины и обстоятельства, побудившие меня согласиться на Ваше предложение, — тихо ответила она, обхватив плечи руками, — но я ничего не знаю о Ваших.
Шеховской пересек комнату и остановился перед Долли. То, что она шарахалась от него, как испуганный
— Вам интересно знать, почему я выбрал Вас? — обратился к ней Шеховской. — Вы показались мне милой и скромной, юной и достаточно разумной, чтобы устоять перед тлетворным влиянием света, — не дожидаясь ее ответа, продолжил он.
— Хотите сказать, что я не из тех, кто требует слишком многого, и буду послушной женой, такой, какой Вы захотите? — не удержалась от сарказма Даша, выведенная из себя этим перечислением своих поистине выдающихся достоинств. Ей захотелось вдруг, забыв обо всяких приличиях, высказать ему все, что накопилось на душе.
Павел удивленно отступил, но она уже не в силах была остановиться.
— Для Вас я буду кем-то вроде ширмы, респектабельным фасадом, — возмутилась она. — А мне… мне хочется…
— Ну, так чего же Вам хочется, Долли? Любви? Так я был честен с Вами и не обещал Вам того, чего дать не могу. Я понимаю Вас. Любая девушка в Вашем возрасте ждет этих первых волнений сердца, тревожных минут ожидания встречи с тем, кто станет дорог более всего на свете. Ведь так?
Даша кивнула, боясь поднять глаза и вновь увидеть в его взгляде насмешку. Однако ухватившись за его слова о ее юном возрасте, она шагнула ему навстречу и, подняв голову, смело глянула в удивленные серые глаза.
— Павел Николаевич, собственно, я хотела поговорить с Вами именно об этом. Мы уже помолвлены, но совершенно не знаем друг друга, вот если бы у нас была возможность…
Шеховский усмехнулся, ему пришла в голову та же мысль. На первый взгляд, Долли казалась совершенно беспомощной, но, как выяснилось, она вполне способна постоять за себя.
— Вы хотите отложить венчание, — догадался он. — Вас бы вполне устроила длительная помолвка.
Даша радостно улыбнулась и кивнула ему в ответ.
— Я скоро вынужден буду покинуть Петербург, — заметил он. — Так каким же образом Вы собираетесь со мной получше познакомиться?
— Я буду писать Вам! — с жаром воскликнула она.
Шеховской долго молча разглядывал ее, подмечая во взгляде тревожное ожидание его ответа, нервно переплетенные тонкие пальцы. Желает ли он того на самом деле? Нужна ли ему такая жизнь? В самом деле, не может же он принуждать ее к этому браку! Пожалуй, длительная помолвка — это действительно то, что нужно им обоим на данный момент. Он получит возможность спокойно провести остаток отпуска в столице, а у Долли будет время свыкнуться с мыслью о браке.
— Вы правы, Долли! Возможно, так действительно будет лучше. Ваши родители, да и мои тоже, устроив наше будущее, наконец-то вздохнут с облегчением, а у нас обоих будет время, чтобы обо всем подумать, — согласился Шеховской. Пусть будет так, как Вы хотите. Завтра я сообщу о нашем с Вами решении. Ну, а теперь, коли Вы еще не передумали что-нибудь почитать, я Вас оставлю. Доброй ночи!
— Доброй ночи, Павел Николаевич, — глядя ему вслед пробормотала Долли и рухнула в кресло.
Она так боялась этого разговора, а все оказалось настолько просто! Он так быстро согласился. Неужели она ждала, что он станет уговаривать ее? — поморщилась Даша. Но отчего тогда в душе что-то словно подтачивает ее изнутри? Неужели и в самом деле ей не чуждо тщеславие и хотелось бы видеть его у
Оставив свою невесту в библиотеке, Павел отправился к себе. После разговора с mademoiselle Балашовой он впервые задумался о том, чего, собственно, он ждет от этого союза. И так ли это просто — подчинить чувства, свои и чужие, велению разума, а не сердца?
С Жюли для него все было ясно с момента первой встречи. Он ожидал легкой победы, но встретив сопротивление с ее стороны, увлекся не на шутку. Что греха таить, чем сильнее она сопротивлялась и ему, и своим чувствам к нему, тем сильнее его влекло к ней, тем сильнее хотелось заполучить в свое полное и безраздельное владение и тело ее, и душу, и сердце. Вот только кто же ждал, что взамен придется отдать и свою душу, и сердце, и свободу, а вернуть их не будет никакой возможности? Безусловно, ныне он — во всяком случае, формально — свободен, вот только не желал он этой свободы такой ценой. Ни душа его, ни сердце ему так и не принадлежат. Три года прошло, а он все еще помнит каждую ее черту: милую ямочку на щеке, когда она улыбалась, мягкий черный шелк кудрявых прядей, что так любил он пропускать между пальцами, и тонкий аромат фиалки, которым пахла ее кожа. Ничему этому не суждено более повториться, и, конечно же, Долли не заменит ее, да он и не ищет в лице mademoiselle Балашовой замену Жюли. Но что же тогда толкнуло его сделать предложение именно ей? Какая-то доля истины в словах Долли, несомненно, есть. Все, что ему нужно от нее, — это ширма, респектабельный фасад, укрывшись за которым он сможет спокойно жить дальше в ожидании конца, который когда-нибудь непременно наступит. Пока жив отец, он не оставит мысли о продолжении рода, что же до него самого, то по большому счету ему все равно, прервется этот род на нем или продолжится после его смерти. Как жить, когда душа мертва? Не способна ни возлюбить, ни воспарить. Холодно, пусто в сердце, и ничто не способно эту пустоту заполнить. За время службы у Муравьева, когда все его дни были наполнены делами, не было времени предаваться воспоминаниям и грустить о прошлом. Вернувшись в столицу, он вновь будто бы окунулся в это прошлое с головой. Не нужно было приезжать сюда. Да, он устал, иногда казалось, что нет больше сил, но что эта усталость в сравнении с той тоской, что не давала вздохнуть полной грудью?!
В сердцах швырнув на стол томик Диккенса, Павел затушил свечу и улегся в постель. Постель, которую он делил с женой. Когда они жили в Павлово те недолгие три месяца, они все ночи проводили вместе, в этой самой комнате. Он потому и сбежал отсюда в библиотеку, как делал это каждый вечер, а каждое утро, едва рассветало, возвращался в свои покои, и никто, кроме Прохора, не знал о том, что князь проводит ночи вне стен своей спальни. Но сегодня, после того, как его уединение было нарушено, у него, похоже, нет выбора.
Бессонная ночь наложила свой отпечаток. Поутру Шеховской поднялся не в самом лучшем расположении духа. После завтрака он, как и обещал Долли, довольно сухо сообщил родителям о принятом решении. Ангелина Леонтьевна уловила в тоне князя недовольство, но, не зная, чем оно вызвано, списала все на отсрочку его планов относительно Дарьи. Поднявшись после ужина в спальню и не застав дочь на месте, madam Балашова встревожилась и уже даже намеревалась послать горничную разыскать mademoiselle, как виновница ее беспокойства явилась перед ней собственной персоной. Разглядев в руках дочери какую-то толстенную книгу, Ангелина Леонтьевна перевела дух и принялась строить планы относительно будущего Долли, однако заметив, что Даша не разделяет ее радости по этому поводу и отвечает невпопад, оставила дочь в покое. Как оказалось, ее опасения были не напрасными, и книга была лишь предлогом. Видимо, Дарья все же говорила с его сиятельством и попросила отсрочить свадьбу, иначе с чего бы ему быть таким сумрачным поутру?