Звезда любви
Шрифт:
— Вам это знать ни к чему, — ответила она, накидывая на плечи свой плащ.
— Что в этих бумагах?
— Чертежи винтовки Энфилда. Вы как человек военный должны понимать всю важность того, чтобы эти бумаги попали в Петербург.
Экипаж остановился. Быстро надев шляпку и туго затянув ленты под подбородком, незнакомка выскользнула из фиакра и, не оглядываясь, поспешила прочь. В грациозной походке не было даже малейшего намека на недавнюю хромоту. Проводив ее глазами, Серж велел кучеру ехать на улицу Варен.
Александр был дома и, вольготно расположившись в кабинете Левашова,
— Велите упаковать Ваш багаж, — входя в кабинет бросил Левашов. — У Вас есть возможность загладить свою вину перед отечеством.
— Каким образом? — недоуменно вздернул левую бровь Батурин.
— Завтра Вы с моим паспортом покинете Париж и со всей возможной скоростью поедете в Россию через Пруссию, — ответил Сергей, стягивая перчатки.
— А вы? — поинтересовался Александр.
— Вам о том знать не нужно, — улыбнулся Левашов.
— Не доверяете, — обиженно заметил Батурин.
— Полагаю, у меня есть к тому все основания, — ничуть не смущаясь, отозвался Серж.
Выйдя из кабинете, граф позвал денщика.
— Семен, приготовь все к отъезду. Поеду быстро и налегке. Возьми только самое ценное.
— Да как же так, барин? Все добро здесь бросить?
— Делай, как велено! Тут с жизнью расстаться недолго, а ты о барахле печешься, — тихо ответил Сергей.
— Как прикажете, Ваше сиятельство, — поклонился Семен, спеша исполнить распоряжение.
На следующий день с улицы Варен выехал запряженный четверкой великолепных рысаков экипаж с фамильным гербом графов Левашовых на обеих дверцах. Темные бархатные шторы на окнах кареты были наглухо задернуты. Миновав парижскую заставу, упряжка направилась в сторону франко-прусской границы со скоростью, которой мог позавидовать любой почтовый дилижанс.
Убедившись, что подозрительные прохожие, что прохаживались под окнами его квартиры, последовали за дорожным экипажем Левашовых, Сергей, переодетый в весьма скромное платье служащего, верхом покинул Париж в противоположном направлении. Он решил ехать в Геную, а оттуда морем, обогнув Европу, попытаться добраться до Кронштадта, поэтому сейчас направлялся к Дижону, рассчитывая через несколько дней пересечь границу Франции и Ломбардо-Венецианского королевства.
Через неделю Сергей пересек франко-итальянскую границу и, наконец, вздохнул с некоторым облегчением. Похоже, что его замысел отправить вместо себя Батурина полностью себя оправдал, однако бесконечное, невозможное напряжение этих семи дней совершенно лишили его сил. Он устал поминутно оглядываться и, вздрагивая, просыпаться от каждого шороха, ночуя в скромных придорожных гостиницах. Если бы его схватили, само наличие у него этих бумаг свидетельствовало бы о его причастности к шпионажу, и, несомненно, дни его были бы сочтены. К тому же бумаги на имя родственника Колетт бросили бы тень подозрения и на нее. Но, слава Богу, основная опасность миновала, хотя и здесь, на территории Ломбардо-Венецианского королевства, он тоже не мог ощущать себя совершенно спокойным: Австрия хоть открыто и не заявляла о своём союзе с Францией, но все же приняла сторону не Петербурга, а Тюильри.
До Милана оставалось почти двести верст. Сергей
Через три дня граф Левашов, спешившись, оглядывался в поисках гостиницы или постоялого двора на Piazza del Duomo, центральной площади Милана. Ведя на поводу уставшего, спотыкающегося жеребца, Серж уже почти пересек площадь, когда его окликнули:
— Сергей Александрович! — и враз похолодело в груди: неужели весь его маскарад оказался совершенно напрасным?
Левашов медленно обернулся и застыл на месте: прямо к нему, чуть прихрамывая и опираясь на трость, спешил сосед по имению граф Закревский.
— Бог мой, какими судьбами? — искренне улыбнулся ему Василий Андреевич. — Вот уж не думал, что встречу Вас здесь!
А Сергей лихорадочно пытался принять решение: довериться ли Закревскому или сделать вид, что они не знакомы? Но зная Василия Андреевича, как человека чести и исключительной порядочности, Левашов решил рискнуть. Улыбнувшись соседу, он шагнул ему навстречу.
— Бога ради, Василий Андреевич, потише, ныне мое имя Франсуа Боннар, — обратился он к Закревскому вполголоса.
— Вы из Парижа, — догадался Василий Андреевич. — Ну, тогда что же мы стоим здесь у всех на виду? Прошу Вас, следуйте за мной.
Закревскому не понадобилось много времени, чтобы понять, что к чему: коли Левашов назвался чужим именем, да еще и оказался в Италии вместо того, чтобы прямиком добираться в Россию через Пруссию, значит, у него имеются веские причины поступить подобным образом, и его долг — помочь своему соотечественнику, попавшему в затруднительное положение.
Тихо беседуя на французском, чтобы не привлекать внимания прохожих, Закревский и Левашов покинули Piazza del Duomo, углубившись в хитросплетение узких кривых улиц.
— Вот здесь мы и живем нынче, — улыбнулся Закревский, пропуская своего гостя в калитку небольшого сада. — Конюшня на заднем дворе, Егорка позаботится о Вашей лошади.
— Мы? — удивился Сергей, передавая поводья подоспевшему конюху, взирающему на него в немом изумлении.
— Я, моя приемная дочь и внук, — ответил Василий Андреевич. — Это долгая история, Сергей Александрович, и я обязательно ее Вам расскажу после ужина. Прошу в дом, я Вас с Анной познакомлю.
По пути к дому, который снимал граф Закревский, Сергей успел рассказать ему о причинах, побудивших его прибегнуть к сему маскараду и отправиться в сторону, противоположную Петербургу. Василий Андреевич внимательно выслушал его, а напоследок заметил:
— Думаю, француз, пытающийся попасть на корабль, идущий в Кронштадт, вызовет не меньше подозрений, чем если бы Вы просто попытались покинуть Париж под своим именем.
— Боюсь, у меня нет выбора, — вздохнул Левашов. — Если бы у меня было больше времени, я бы смог придумать что-то получше. Для того, чтобы сохранить бумаги и сбить со следа сюрте, я вынужден был отправить своего Степана с подставным Левашовым, а ехать с такими документами одному через всю Европу — это немыслимо!