Звезда Одессы

Кох Герман

Я согнул колени так, чтобы наши лица оказались на одной высоте.

– Может, ты расквасил нос не тому, кому надо, – сказал я тихо.

Я придвинул руку ближе к плечу Вилко, стараясь не касаться его.

– Но еще не поздно все исправить, – продолжил я. – Сегодняшний вечер не закончился, а кроме него, будет и завтрашний день, и послезавтрашний.

Я поднес другую руку к клавиатуре.

– Надо проследить, чтобы не случилось аварии, – сказал я.

Вилко повернул голову к экрану.

– Ой! – сказал он

и несколько раз с силой ударил по клавише пробела, успев в последний момент задрать нос «Дакоты», чтобы она не разбилась между зданиями.

Я встал.

– Но если ты сделаешь это сегодня вечером, можешь рассчитывать на мою поддержку, – заключил я.

В гостиной тем временем дело дошло до собственноручной укладки черепицы. Тесть балансировал на верхней ступеньке приставной лестницы; на голове у него была дурацкая синяя бейсболка. Под лестницей стоял мужчина в таком же синем комбинезоне, который подавал тестю черепицу, по одной штуке; несомненно, это был бескорыстный помощник, сосед-виноградарь.

Я сел за неубранный стол и до краев налил кальвадоса в грязную чашку из-под кофе. Мой приход не был замечен; по крайней мере, его не сочли заслуживающим особого внимания.

Я посмотрел на шурина. Тот сидел по-турецки на полу и курил сигарету; вероятно, так же он сидит, когда «медитирует». Я попробовал представить себе, что происходит у него в голове во время «медитации», но безуспешно.

– Это была только крыша пристройки, – сказала теща. – Будущим летом начнем возводить сам дом.

Тут видео внезапно кончилось; все встали и начали наводить порядок. Это стало для меня поводом подняться на ноги и повалиться на опустевшую софу.

Телевизор был снова переключен на АТ5, где показывали еженедельное интервью бургомистра Амстердама. Я взял пульт и хотел было выбрать другой канал, но передумал и посмотрел на свои часы для бега: 21:39. Если все правильно, ровно в 21:45 будут повторять выпуск новостей.

– Хочешь еще кальвадоса?

Это был шурин, который с бутылкой в руке остановился возле софы. Я огляделся в поисках своего бокала.

– Вот, – сказал шурин и нагнулся, чтобы поднять с пола грязный бокал. – Если не побрезгуешь.

Он опустился рядом со мной на софу, протянул мне бокал и подлил себе тоже; по экрану поползли заключительные титры интервью.

– Ты это смотришь? – спросил шурин.

– Не специально. Дожидаюсь новостей.

Из кухни доносились голоса моей жены, невестки, тестя и тещи, которые, видимо, принялись за мытье посуды.

– Сразу после рекламы на канале АТ5 новости, особое внимание – убийству в районе Амстердам-Юг, – сказала ведущая.

На экране снова появилось фото с красно-белыми лентами между деревьями.

– В последние годы это случается все чаще, – сказал шурин. – Город становится похож на Нью-Йорк.

– Да, – согласился я.

В глубине души мне очень хотелось,

чтобы шурин убрался до выпуска новостей. Это не было предчувствием, хотя задним числом вполне можно было бы говорить о предчувствии: в тот момент я еще думал о том, что просто не испытываю желания выслушивать пустые комментарии сидящего рядом шурина, а не о том, что тема убийства в районе Амстердам-Юг имеет отношение к моей собственной жизни, – и тем более не мог знать, что в результате она совершит новый поворот.

Я почувствовал на своих плечах две руки и, запрокинув голову, посмотрел в лицо Давиду.

– Мы уже идем? – спросил он.

– Еще немножко, – ответил я. – Скоро пойдем.

Реклама закончилась, зазвучали позывные новостей на АТ5. В тот же миг Тамар обошла софу и расположилась рядом со мной.

Вот в таком составе – шурин, племянница и я – на софе, сын – за моей спиной – мы собрались перед телевизором, когда на экране снова появились слово «убийство» и красно-белые ленты между деревьями, а ведущая сказала:

– На улице Франса ван Мириса в районе Амстердам-Юг сегодня рано утром обнаружили безжизненное тело семидесятидвухлетнего мужчины. Согласно информации, поступившей из полиции, речь идет о Ролфе Бирворте, пенсионере, бывшем преподавателе французского языка в амстердамском коллеже имени Эразма Роттердамского. Мужчина был убит одним выстрелом в голову. Мотивы преступника или преступников пока неизвестны, хотя способ совершения убийства, почти что казни, наводит на мысли о разборках в криминальных кругах.

– Вот видишь: Нью-Йорк, – сказал шурин. – Что я говорил?

3

На следующее утро я как можно дольше притворялся спящим. Кристина спросила, как я себя чувствую и не приготовить ли мне завтрак; я только тихо застонал и повернулся на другой бок.

– Полежи спокойно, – сказала она мне на ухо. – Давид у своей подружки. Я пройдусь по магазинам.

Я подождал, пока не захлопнулась входная дверь, но и после этого лежал неподвижно, слушая, как Кристина спускается по лестнице. И лишь когда она заперла наружную дверь, я сбросил с себя одеяло и вскочил с кровати.

Трудно было решить, с чего начать. С утренней газеты? С телетекста? С повторения новостей по АТ5? По причине своей бедности местный телевизионный канал днем повторял все программы. Или все-таки сначала попробовать связаться с Максом?

Накануне вечером, когда все улеглись, я спустился вниз, чтобы сесть в гостиной и еще раз – теперь с выключенным звуком – просмотреть репортаж с улицы Франса ван Мириса. Опять показали красно-белые ленты, а потом – полицейских в штатском, которые что-то искали на тротуаре; чуть дальше был припаркован сине-белый полицейский «лендровер», который уже не раз появлялся на месте происшествия при убийствах.