Звезда Одессы
Шрифт:
Разумеется, в прошлый вторник вечером в итальянском ресторане «Маре Нострум» зашла речь о программе Эрика Менкена; я, например, узнал, что вопрос, который должен был наконец принести мне десять миллионов, имел отношение к немецкому генералу, в мае 1940 года преодолевшему Арденны, чтобы обогнуть линию Мажино.
– Да как же его звали-то? – с ухмылкой сказал Макс, залпом выпив вторую порцию ледяной травяной настойки от заведения; глаза его покраснели, будто он не спал несколько ночей, и у меня сложилось впечатление, что это были не первые его стаканчики
– Штудент, – напомнил я. – Курт Штудент.
Макс подсчитал в столбик на салфетке, сколько я остался ему должен: девять миллионов за вычетом шестнадцати тысяч гульденов, которые я выиграл.
– У меня получилось всего восемь миллионов девятьсот восемьдесят четыре тысячи, – сказал он и посмотрел на меня долгим, задумчивым взглядом.
Потом он взял салфетку и разорвал ее на мелкие клочки.
– Давай ненадолго забудем об этом, – предложил он. – Я хочу тебя кое о чем спросить…
Мне сразу пришло в голову, что вопрос будет о Сильвии – о Сильвии, которая позвонила мне тем утром в надежде выяснить, не знаю ли я, куда запропастился Макс. Я понятия не имел, где он, но сообщил ей, что мы с ним условились встретиться вечером в «Маре Нострум». Потом я спросил, не передать ли ему что-нибудь.
– Речь о Шерон, – сказала Сильвия. – Она заболела.
– Надеюсь, ничего серьезного?
На другом конце линии ненадолго воцарилась тишина.
– Еще не знаю, – ответила наконец Сильвия. – Утром, когда Макс уходил, это напоминало обычную простуду. Пусть он мне позвонит.
Я пообещал ей передать все Максу, но до этого дело так и не дошло; в то утро я еще удивлялся, что Сильвия не может дозвониться до Макса, но с течением времени мое удивление постепенно сходило на нет.
– Как дела? – спросил Макс – быстрее, чем я ожидал, – когда мы заказали по аперитиву.
Я пожал плечами:
– Никакого хронического ущерба.
– Надо смотреть на вещи шире, – сказал Макс. – Ты увел у нас из-под носа кругленькую сумму. Такое никогда не остается безнаказанным. И дело не только в тебе. Дело в правдоподобии. Понимаешь, что я имею в виду?
– Но… – начал я.
– Я знаю, что ты хочешь сказать. Это был импульсивный поступок. Я всегда действовал импульсивно, потому-то так долго и держусь на ногах в этом бизнесе. Если бы этот чурбан не стал размахивать пистолетом перед тем глупым бегуном, я бы, наверное, никогда этого не сделал, и – как знать? – мы бы сейчас распрекрасно сидели тут втроем.
Макс понюхал свой стаканчик, снова поставил его на стол и в третий или четвертый раз за то время, что мы там сидели, посмотрел на дверь.
– Но история с тем бегуном стала для меня последней каплей. Я стал считать до десяти, а когда мы подошли к машине, досчитал уже до ста, и все равно перед глазами были красные круги. Раз – и готово, вот как делаются такие вещи. Бабах – и убрано. Только для того, чтобы не слышать больше этого скулежа. Ришард действительно мог до бесконечности скулить о чем угодно. Сначала ты и твоя квартира снизу. Господин считал
Я опустошил свой стаканчик и сделал глубокий вдох.
– И наша марокканская уборщица, – сказал я.
– Ну ладно, – продолжал Макс, будто не слышал моих слов. – Можно на многое смотреть сквозь пальцы, я, по крайней мере, могу, но это же еще не все…
Он подался ближе ко мне, опираясь о стол, и еще раз бросил взгляд на дверь.
– Годик назад или около того я просил его немножко последить за женушкой, знаешь ли. За Сильвией. Я хочу сказать, что иногда подолгу не бывал дома, я и сам, конечно, не святой, но я семьянин. Я мог бы простить, если бы она тоже иногда заводила шуры-муры – кто я такой? Но я предпочел бы не знать об этом, понимаешь? И вот недавно я прослушиваю свою голосовую почту: оказывается, эта глупая курица – конечно, случайно – нажала на горячую клавишу с моим номером. Что я тогда услышал – не спрашивай, у меня в глазах потемнело, я дошел до белого каления, даже не дослушал до конца.
Я попытался вспомнить ситуации, в которых видел Ришарда Х. и Сильвию вместе: мне ни разу не бросилось в глаза ничего особенного.
– И он еще говорит о непрофессионализме, – сказал Макс. – Мать его! С женой босса, это же надо додуматься! Самое ужасное, что это не было приключение на одну ночь, я хочу сказать, такое я еще смог бы пережить, но я заметил в Сильвии что-то такое – оно бывает у женщин… Что-то в ее глазах, в том, как она распускает волосы или напевает, поливая цветы на балконе.
Макс потер глаза и заглянул в свой пустой стаканчик – почти удивленно, словно не понимал, почему тот пуст. Покачав головой, он несколько раз подряд прочистил горло.
– Короче говоря, однажды вечером, не так давно, я все выложил: думал, иначе рехнусь. Море слез, вопли, битье посуды, так что бедная Шерон, сокровище мое, встала с постельки и пришла спросить, чем занимаются папа и мама. Ну, парень, тут просто сердце разрывается. На этот раз мы сохранили семью, но я – наверное, сдуру – сказал, что при первом же удобном случае прострелю Ришарду башку.
Возле нашего столика появился хозяин «Маре Нострум», чтобы принять у нас заказ.
– После того раза мне повсюду было не по себе, – сообщил Макс, когда хозяин ушел на кухню. – Я имею в виду, если вдруг она ему что-нибудь сказала – кто тогда первый, кто в кого стреляет? Сечешь, о чем я? Во Флевопарке я просто был первым. С одной стороны, облегчение, с другой стороны, после этого я не был дома. Я хочу сказать, она довольно быстро все сообразит, если ее милый не перезвонит: она ведь не слабоумная. Поэтому если она звонит и ее номер высвечивается на дисплее, я сразу сбрасываю звонок. Для нее я сижу в Тимбукту или в Одессе.