Звезда победы
Шрифт:
Уже на ходу она вскочила на подножку и, махая рукой, поднялась в тамбур. Фомичев пошел по платформе за вагоном, все убыстряя шаги, и остановился на самом краю платформы, продолжая махать шляпой.
Он долго стоял и смотрел на три красные удаляющиеся огонька хвостового вагона, и ему казалось, что он все еще видит вьющийся по ветру кудрявый дым паровоза.
27
Зима… Глубокие сверкающие снега лежат на заводском дворе. Пробегающие машины поднимают облака серебристой снежной пыли. Острыми гребешками чернеют на вершинах гор сосны. Видна черная
В парткоме тесно от людей. Они сидят на стульях, принесенных из других комнат. Занят даже подоконник.
В кресле парторга сидит Гребнев, а Данько, расхаживая за его спиной, диктует ему:
— Пишите, Михаил Борисович: «Москва. Кремль. Товарищу Сталину».
Он обводит глазами присутствующих, вглядывается в их сосредоточенно-задумчивые лица.
— «Дорогой Иосиф Виссарионович! В новогоднем письме коллектив нашего завода, — слышится в тишине комнаты голос Данько, — обещал Вам досрочно закончить годовой план. Мы счастливы доложить, что сдержали свое слово». Так?
— Слово уральцев, — поспешно вставляет Кубарев.
— Примем поправку? — спрашивает Данько. — Тогда так и пишите: «…слово уральцев. Годовой план выполнен за одиннадцать месяцев. В первом полугодии завод сумел выполнить только плановое задание…»
— Нужно ли писать об этом? — спрашивает всех Вишневский.
— Обязательно, — подтверждает Кубарев. — Хороший был урок для всех. Забыли? — воинственно спрашивает он.
Все соглашаются с Кубаревым.
— Продолжаем: «Во втором полугодии на заводе еще шире развернулось социалистическое соревнование. Свое дополнительное обязательство мы стали считать основным планом завода. Идея досрочного выполнения плана первой послевоенной пятилетки воодушевила весь наш коллектив. Инициаторами новых методов работы, улучшения технологии явились десятки рабочих, мастеров, инженеров. Среди них хочется назвать имена…» Называйте!
— Надо с Годунова начать, — предложил Фомичев.
— «…бывшего танкиста, сменного мастера ватержакетного цеха Андрея Никитича Годунова, ветерана завода, старшего мастера на отражательной печи Василия Петровича Фирсова…»
Василий Петрович прерывисто вздохнул.
— В моем цехе — фурмовщик Катериночкин, — произнес Гребнев.
— Запишите… Ну, дальше: «Сейчас по примеру смены мастера Андрея Годунова на заводе появилось около пятидесяти бригад отличного качества. Основные цехи перешли на работу по графику. Растут ряды стахановцев, ведущих борьбу за высокие технические нормы извлечения меди, снижение расходов всех материалов. Этот год мирного труда на благо нашей великой Родины показал, какие огромные творческие силы рождает социалистическое соревнование. Мы сумели досрочно выполнить годовой план и добиться значительных результатов и в экономических показателях». Теперь ваше слово, Георгий Георгиевич.
Немчинов, вынув из футляра очки и надев их, придвинул к глазам листок и стал называть цифры.
— Гребнев, записывайте, — напомнил ему Данько.
Солнечный зимний день потух, снег на горах посинел, а в парткоме все еще обсуждали письмо товарищу Сталину.
Прислушиваясь к голосам людей, Фомичев думал, как многому научил всех их этот год. Все они прошли большую школу — школу заводской чести. Вот сидит
Вот оно, великое содружество людей завода! Большое, великое дело сплотило и объединило их.
В комнате торжественно тихо. Записаны последние слова рапорта о выполнении годового плана.
— Надо сообщить и о наших обязательствах на будущий год, — напоминает Данько. — Силы свои мы теперь знаем. Заводское собрание приняло решение выполнить пятилетний план в три с половиной года. Владимир Иванович, вам поручали сделать все подсчеты. Ваше слово.
Фомичев встает.
Годунов открывает форточку, и в эту минуту высоко в небе загорается рубин звезды. Взгляды всех обращены на нее.
— Запишите, Михаил Борисович, — торопливо говорит Данько. — «По вечерам над нашим заводом горит звезда — знак выполнения заводом своих обязательств. Обещаем Вам, дорогой Иосиф Виссарионович, что эта звезда всегда будет гореть, как символ успешного движения в будущее — к коммунизму».
Свердловск, 1948—1949 гг.
В ТРУДНЫЕ ГОДЫ
Повесть
1
Металлургический завод стоял в подгорной части города, растянувшись километра на полтора вдоль берегов реки. Над ним всегда висело облако темного дыма: день и ночь на заводе грохотали правильные молоты, придававшие мягкость знаменитой кровельной жести. Местные жители говорили, что эта кровля может стоять на крышах полтораста лет без покраски. Такое качество железа объясняли особой чистотой местных руд. Мелкая пыль вылетала из доменных печей и засыпала ближние улицы.
Были в городе и другие предприятия. Рядом добывали железную и медную руды, неподалеку от металлургического стоял механический завод, среди лесов были разбросаны золотые и платиновые прииски. Были еще кирпичный, лесопильный, метизный и другие заводы.
Но главным оставался металлургический. С него начался город: первые металлурги были основателями его.
Насчитывалось несколько десятков таких семей, в которых поколениями работали на металлургическом. Свои родословные в этих семьях вели от прадедов, пришедших в эти места около трехсот лет назад. Все эти фамилии были самыми уважаемыми в городе.
К таким почетным и уважаемым семьям принадлежала и семья доменного мастера Семена Семеновича Клемёнова. Клемёнова знали не только в своем, но и в других уральских городах.