Звезда победы
Шрифт:
— Нет, иногда, как два политика.
— Мы всегда разговаривали как советские инженеры. Ты уже начинаешь говорить о пределах. Посмотри работу других медеплавильных заводов. Там проплав выше, чем у вас. Идут они теми же путями, каким пошел и ты: усиление теплового режима.
Вошел Василий Петрович и остановился у двери. Фомичев посмотрел на мастера и подумал, что годы уже сказываются на нем. Сутулиться он стал сильнее, нет прежней бодрости. Бережнее надо относиться к старому мастеру. Много он сделал на заводе, еще больше может
— Будем говорить как два советских инженера. Для консультации позовем самого опытного среди нас.
Петрович, нахмуря брови, посмотрел на Фомичева.
— Василий Петрович, так мы и не поднимем проплава на печи? Ковши вам дали, концентрат пошел лучше. Все обещания выполнили. Когда вы свои начнете выполнять?
Мастер пожевал губами и отвел в сторону глаза. Вишневский смотрел на Фирсова.
— Авария застала всех нас врасплох. Ладно, все мы в ней виноваты, все недосмотрели. О сводах ведь только поговорили. Барсов три дня назад выехал в Медянск. Там делают хромомагнезитовые своды. Скоро такие будут и у нас.
Фирсова это сообщение как будто и вовсе не тронуло.
— Петрович, вы самый опытный мастер в отражательном цехе. Без вас у нас ничего не выйдет. Поднимите работу печи, научите новому режиму всех мастеров. За сводом будем вести особое наблюдение.
— Потерпите, Владимир Иванович. Войдет печь после ремонта в силу, поопалится свод, тогда опять рискнем.
— Какой же риск?
— К слову пришлось, Владимир Иванович. Пять дней сроку дайте.
— Многовато.
Фомичев остался недоволен этим разговором. Он и Вишневского упрекнул, что он сам рассуждает почти так же, как и мастер.
У выхода из цеха Фомичева нагнал Фирсов.
— Прошу вас, Владимир Иванович, на пироги в воскресенье.
— Что за праздник?
— Тридцать лет будет как на заводе.
Фомичев даже остановился.
— Уже тридцать лет? Приду, — ему почему-то стало неловко перед мастером. — Приду, дорогой Василий Петрович, непременно приду. Спасибо за приглашение.
Он пожал руку мастера и направился в заводоуправление.
У входа в заводоуправление Фомичев встретил парторга завода.
Данько был в прекрасном настроении. Ровный подъем в работе завода радовал его.
— Знаете, — сказал Данько, — я уже о звезде начинаю думать. Скоро нам ее зажигать. Она была у нас не на месте. У ворот завода ее почти никто не видел. Хорошо бы ее поднять повыше. Пусть все увидят, как она загорится. Поставим ее на трубу отражательной фабрики? Всему поселку засверкает. Да и горняки на нее смотреть будут. Весь район будет знать, что мы свое слово держим.
Данько спохватился.
— О самом главном забыл сказать. Приходил Фирсов, приглашал к себе на семейный праздник. Отмечает тридцатилетие работы на заводе. Надо почтить его юбилей. А когда начнет выполнять план, то и в клубе вечер проведем. Хороший мастер, так досадно, что сейчас у него дела плохи.
23
Заводские
Далеко разносится басовитый голос гудка медеплавильного завода.
Начались новые сутки.
В ватержакетном цехе тоже начались новые сутки. Как будто обычная заводская ночь. Но многие в ватержакетном цехе будут вспоминать ее. Она будет памятной Сазонову, Фомичеву. Годунову эта ночь напоминает ту, когда он, услышав о рекорде Стаханова, устанавливал свой на Урале.
Сегодня цех начинает работать по новому графику. Кажется, все предусмотрено, все сделано, но кто знает, какие неожиданности могут случиться в течение суток? Сутки! Ведь это так много! Вот почему так неспокоен Сазонов. Он замечает на верхней площадке директора и парторга завода и обходит их стороной. Сейчас ему не до расспросов, не до разговоров.
Немчинов и Данько стоят рядом, покуривают, смотрят. Они говорят о войне в Китае, о событиях в Берлине, где так обострились отношения с бывшими союзниками, о всей гнусной политике англо-американского империализма, о ходе уборки урожая на юге нашей страны. О заводских делах уже вес сказано — сейчас надо ждать, как выдержат ватержакетчики график первого дня работы.
К ним подходит Фомичев.
— Все как будто хорошо. Трудным казалось перевести цех на график. А теперь кажется: как это раньше мы о нем не подумали?
— Положим, — охлаждает его Данько, — не так уж просто было. Вспомните, как с Сазоновым возились.
— Работу только начали, — добавляет Немчинов. — Посмотрим, как справятся.
У печей идет обычная работа. Подходят составы с рудой, флюсами. Слышится железный грохот заслонов, когда шихта засыпается в печь. Из нее в это время вырываются клубы газов и взлетает рой искр. Электровоз оттягивает пустой состав.
На путях подает нетерпеливые гудки другой электровоз: он просит дать ему дорогу к следующей печи.
— Надо поставить еще одну стрелку, — говорит Немчинов. — Видите: чуть замешкается один электровоз — второй подойти не может.
Внизу в ковш наливают штейн. Красная струя штейна бежит по жолобу. Багровый отсвет встает над цехом.
Люди работают как будто так, как и всегда. Они делают привычное — то, что делали вчера, позавчера, неделю назад. Но нет… Вчера, позавчера, неделю назад они так не работали… Не было такого большого чувства, чувства свершения большого дела. Сегодня у каждого точно рассчитано время. Необычайное настроение владеет всеми. Слышатся шутки, весело звучат голоса рабочих. Праздник, праздник!