Звезда Полынь

Астахов Андрей Львович

Двигаясь за Шершнем, я внезапно вспомнил, как однажды Бандура на «Скадовске» рассказывал про Припять. Это было давно, задолго до его апрельского исчезновения. Дрон тогда ни к селу ни к городу заговорил о том, как однажды побывал в горах. Типа забрался он на какую-то высокую гору и оттуда вроде как неба мог коснуться.

— Прикиньте, мужики, — сказал нам Дрон, — стою я один под звездами, и рядом только вечность. Красота!

— Тебе надо как-нибудь в Припять попасть, — ответил ему Бандура. — Окажешься там и почувствуешь, чего ты стоишь в этом мире. Только нет там красоты. Рядом с тобой будет только смерть.

Нас,

желторотиков, от этих слов Бандуры тогда мороз по шкуре подрал. Жутко они прозвучали, но… Чтобы понять их настоящий смысл, мне самому нужно было оказаться в Припяти. И вот тут я подумал, каким идиотом я был все это время. Наивно полагал, что достаточно мужик для того, чтобы урвать в Зоне свой кусок счастья, ничего, по сути, об этой Зоне не зная. Так, по ее дальним окрестностям шлындал, в собачек облезлых постреливал — и считал себя героем, что ты! Потом бы на большой земле девчонкам под пиво, чипсы и бодрую музычку баки втирал, красовался бы перед ними — орел, мол, сталкер бывалый, всех мутантов гроза…

Я вообще не понял, что случилось. Что-то гулко ахнуло, раскатившись эхом по улице. И я уже лежу на асфальте, потому что меня повалил Индус.

— Снайпер! — услышал я крик Медведя. — Пятый этаж, на десять часов!

Улица наполнилась автоматным и пулеметным грохотом и осветилась синим светом от выстрела из гауссовки. Потом опять наступила вся та же пугающая кладбищенская тишина. Я лежал на животе, обливался потом и боялся пошевелиться.

— Порядок, — Индус толкнул меня в бок. — Уделали. Не успел, гад, репу свою из окна убрать.

Я отвернулся, чтобы смуглый сталкер не увидел страх в моих глазах — и встретился взглядом с Ксенией. Девушка сразу опустила глаза, и я понял, что она тоже напугана.

— Зомбированные плохие стрелки, — сказал я, пытаясь улыбнуться.

— Этот был хорошим стрелком, — ответила Ксения, и тут я увидел, что один из людей Медведя лежит на дороге, и возле его головы растекается кровавая лужа.

— Отпелся Сеня Чикаго, — только и сказал Шершень.

Ноги у меня стали совершенно ватными. Я с трудом оторвал взгляд от раскинувшегося на асфальте тела убитого монолитовца и посмотрел вокруг себя, на фасады домов. Теперь каждое окно в этих домах напоминало мне наставленное прямо на меня дуло оружия. Но окончательно впасть в панику я не успел — монолитовцы открыли дружный огонь по группе зомбаков, появившихся из-за угла дома.

Я тоже стрелял. Правда, помня все наставления Индуса, стрелял одиночными выстрелами и старался бить прямо в головы жмуров. Уж не знаю, попал я или нет хоть раз. Но все продолжалось не более десяти секунд — монолитовцы буквально снесли противника градом пуль. Потом Медведь сам довершил дело: он обошел дергавшихся на асфальте недобитых зомби и каждому разнес череп из своего «Зауэра». Выглядела эта процедура так неприятно, что меня снова скрутила рвота.

— Слабый у тебя желудок, — заявила мне Ксения. Этой хоть бы хны, никакими мозгами-потрохами на асфальте не прошибешь!

Я хотел ответить, но тут раздался окрик Шершня — со стороны парка в нашу сторону топала очередная группа мертвецов, и было их десятка полтора. Медведь тут же оценил ситуацию.

— Шерш, — крикнул он нашему командиру — давай сам, мы прикроем!

Покойнички между тем открыли огонь: оружие у них постоянно

заедало, зомбаки с шипением и скрежетом зубов дергали затворные рамы, палили дальше — к счастью неточно, но зло и дружно. Впереди этой группы кадавров плелся бывший военстал в черном бронекомбинезоне — вернее, когда-то он был черным, а теперь от крови, грязи и плесени потерял цвет. Выстрел из винтовки Гаусса разнес его голову вдребезги, но военстал еще стоял несколько секунд, сжимая свой «Винторез», а потом снопом повалился на землю. Что было дальше, я не видел — Шершень увлек нас за собой, мы обежали здание и оказались на широкой улице, обсаженной пирамидальными тополями. Впереди улицу перегораживала баррикада из сгоревших автобусов, над которой яростно полыхало радужное зарево какой-то неизвестной мне аномалии.

— Туда, — Шершень показал пальцем на восьмиэтажку, возвышавшуюся над домами слева от нас. — Почти пришли.

Это «почти» растянулось для нас надолго. До восьмиэтажки было минуты две ходьбы быстрым шагом, но это в теории. Переулок между домами, который прямо выводил нас к нужному месту, оказался пересечен странной аномалией — неведомая силища разворотила тут асфальт аккуратным кругом, создав воронку диаметром в метра в четыре. Эта воронка была заполнена чем-то черным, похожим на расплавленный битум — когда мы подошли ближе, поверхность жижи покрылась мелкими волнами, и побежали они в нашу сторону, а потом месиво забулькало и начало подниматься вверх, будто дрожжевое тесто. Я стоял метрах в пяти от воронки, но почувствовал идущий от воронки жар.

— Здесь не пройдем, — с досадой сказал Шершень. — Хорошо, попробуем через детскую площадку.

Детская площадка между домами была заполнена мелкими «Трамплинами», но вполне проходима. Мы добрались до здания, вошли в подъезд и через подъездное окно выбрались на другую сторону улицы. Индус первым заметил бредущих со стороны автобусной остановки пятерых кадавров.

— Работаем? — спросил он, сбрасывая с плеча «гауссовку».

— Я сам, — сказал Шершень.

Он бил из своей G36 коротенькими очередями быстро и точно, разнося зомбакам головы. Чтобы покончить с ними, ему понадобилось секунд пять-шесть, не больше.

— Некогда их обыскивать, — коротко бросил он Дюбелю, который шагнул было в сторону разбросанных на дороге тел. — Спешить надо.

Я хотел ответить, но тут раздался короткий мгновенный свист, потом чавкающий звук, и Юра Дюбель без звука рухнул на асфальт, будто его сзади ударили под колени. Шершень сильно толкнул меня плечом, повалил наземь, и тут я услышал звук второго выстрела — раскатистый, с характерным эхом выстрел из «драгуновки».

— Ой, мать ее! — вскрикнул Индус.

— Ползком к стене! — прошипел Шершень, толкая меня в бок. — Быстро!

Мне не надо было повторять, что и как. Я пополз к кустам, дрожа всем телом. Потом я увидел Ксению, а дальше…

Индус был в сознании. Шершень стащил с него шлем: лицо смуглого сталкера стало серым, на губах пузырилась кровавая пена. Ксения лихорадочно шарила в своем рюкзаке, пытаясь найти хирургический набор.

— Эй, пацаны, — прохрипел Индус, обводя нас блуждающим бессмысленным взглядом, — что это со мной, а?

Ксения наконец-то, нашла свой набор, схватила скальпель — и вдруг разрыдалась совсем по-детски, вытирая слезы ладонями.