Звезда Серафима Саровского… Звезда любви…

Козловская Лора

– Совесть, говоришь?!! – выдавил из себя пан Медлер ядовитый, больше похожий на рык зверя смешок. – Ну, ты, плотник, даёшь!.. При твоей-то нищете и о совести думать! Глупо!.. Глупо, плотник!!! Вот ответь мне, плотник, – ткнул он рукояткой своей плетки в его грудь, – по карману ли тебе, босяку, такая роскошь, как совесть? Зачем она тебе, эта совесть, когда у тебя и гроша-то ломаного в кармане нет? Тебе не о совести надо думать, Селивеструшка, а о том, как выживать в этом мире. А для этого нужны деньги. А совесть-то, она, плотник, дорогу к деньгам не укажет! Дорогу к деньгам укажет ее отсутствие. Не совесть самое главное в жизни, плотник, а деньги! У кого есть деньги, Селивестр, у того будет власть!.. У кого будет власть, всегда будут деньги!.. А деньги и власть, Селивестр, это господство над людьми!!! Это свобода!!!.. А ты, Селивестр, на пару со своей совестью, всегда будешь тем, кто ты сейчас есть…

То есть, никем!!! И всегда будешь никем!.. А чтобы человека называли человеком, Селивестр, чтобы его уважали, ему надо иметь за душой что-то весомое. То, что простит ему всё, даже отсутствие её, пресловутой той совести. А что у тебя за душой-то есть, Селивестр, чтобы тебя человеком назвать?! Деньги?.. Только грош в кармане… А порой и того-то нет. Земля?.. Только что под ногтями… Дом?.. Только покосившаяся хатенка… Единственное, что у тебя есть, Селивестр, так это твоя никчемная совесть, которая не в состоянии обеспечить достойную жизнь ни тебе самому, ни твоим престарелым родителям, ни твоей жене с кучей детей-кровососов, которые все разом сидят у тебя на шее и проедают твою и без того уже облезлую не по годам плешь. Какой от них всех прок, Селивестр?! Так… Одна морока…

При упоминании о детях Селивестр вскипел… Ухватил управляющего за душегрейку, подтянул его вплотную к себе и, уткнувшись лбом в его лоб, прошипел ему в лицо: «Мои дети, Казимир – это те люди, которые сделали меня счастливым в настоящем. Это те люди, которые помянут меня добрым словом в будущем. Это моё продолжение! И им никогда не будет стыдно за своего отца и деда. А ты-то, Казимир, прожив без стыда и совести всю свою жизнь, что поимел? Деньги? Власть? Ну хорошо, допустим, что всё это у тебя есть. А сделали ли они тебя счастливым, Казимир? Кто тебя любит? Никто! Кто тебя добрым словом вспомнит? Никто и никогда! Ты, Казимир, одинокий и злой зверь, как твой кобель, – кивнул он головой в сторону черного пса Шайтана, сидящего в непосредственной близости от своего хозяина, пана управляющего, и ни на секунду не сводящего с плотника Селивестра своих черных, совершенно бездушных собачьих глаз. – Единственно, чем тебя люди помянут после твоей смерти, так это бранным словом и плевком на твою могилу. Вот и всё!!! И запугивать меня, Казимир, я тебе не советую. Не боюсь я тебя!.. А что касается жены моей и детей моих, то постоять за них я сумею! Даже ценой собственной жизни сумею! Найдем и на тебя управу, живоглот!.. И вот что я тебе ещё скажу, Казимир, – продолжил Селивестр Богдан, сумев при этом пресечь желание пана управляющего высвободиться из его рук. – Сегодня же, непременно сегодня же, пойду я к нашему Пану и расскажу ему, что ты, именно ты, помешал мне трудиться над моим детищем, над проектом рамы для обрамления камина в его кабинете, которую он с большим нетерпением ждёт не дождётся… Тебе, Казимир, человеку низменному, бездушному и бездуховному, не понять, что такое творческие люди. Не понять тебе, кровожадный зверь, что творческие люди живут вдохновением. Да, да! Вдохновением!!! А ты у меня его сегодня украл. Убил прямо на взлете… И когда оно теперь, это вдохновение, вернется ко мне, пойди тут, угадай! Ну, что ж… ничего страшного… Подождём!.. И барин наш тоже пусть подождёт. Сегодня же ему, нашему Пану, так и скажу: простите барин, но работать в нервной обстановке я не в состоянии. Когда люди находятся на нервном срыве, Музы к ним не наведываются и вдохновением не наделяют. А без вдохновения, какая это работа?.. Так что простите уж, но работа моя, по вине пана Медлера, откладывается на неопределённый срок. До тех пор, пока не вернется моё вдохновение, которое он у меня сегодня украл…

Внимательно наблюдая за выражением лица управляющего, плотник Селивестр понял, что сказанное им ввело его в явное беспокойство… Похоже… что он даже чего-то испугался…

А испугался он того, что «выскочка Селивестр», и впрямь, приведёт своё обещание в исполнение, обо всём рассказав хозяину. Еще этого ему не хватало… Мало ему утренних пинков, упрёков и угроз со стороны разъярённого барина, так ещё этот «выскочка-плотник» на него нажалуется… Да-а-а… Некстати всё это… Очень некстати!..

Селивестр Богдан, между тем, оттолкнул управляющего подальше от себя в сторону и быстрыми шагами направился от него прочь…

Но пан Медлер быстро совладал с собой, и временное его замешательство снова сменила неистовая злоба…

– Иди-иди, Селивестр, жалуйся барину… – прошипел он ему вслед. – Жалуйся, жалуйся… Но ты еще попомнишь меня, голодранец!.. А то, что кто-то да когда-то плюнет на мою могилу, так это не беда, плотник! Лишь бы при жизни моей никто не плевал мне в лицо так, как я плюю всем вам, в ваши быдлятские морды! Всем плюю!!! Слышишь, голодранец? Всем!!! И тем, кто сейчас прячется

от меня по углам и щелям усадьбы… И этой быдле, лежащей сейчас тут, на грязном полу конюшни подле моих ног, – указал он плетью на обездвиженного мужичка, только что забитого им до смерти. – И тебе, босяк-Селивестр, тоже плевал, плюю и буду плевать в твою бородатую морду. Вот так… – плюнул он смачно вслед удаляющемуся в сторону своих мастерских плотнику. – И почему же мне, «выскочка Селивестр», всё это дозволено? Да потому, что у меня есть право на власть! Вот она где, эта власть, плотник!.. – погрозил он в спину удаляющегося Селивестра Богдана своим мощным, поросшим чёрными волосами кулачищем с крепко-накрепко зажатой в нем плетью. – Вот в этом моём кулаке с зажатой в нём плетью вся моя власть над вами, батраками, и заключается! И никто у меня её, эту власть, не отнимет! Никто! Я сумел ухватить её, эту власть, за хвост, и, что немаловажно, сумел удержать! И ничего у тебя, плотник, не получится, чтобы её у меня отнять. А что касается Пана нашего, так я, несчастный выскочка, всегда найду, чем оправдаться перед ним. А вот ты, мразь, ещё меня попомнишь!.. Ох, как попомнишь… Ох, как попомнишь ты меня, Селивеструшка… Жди своего часа, плотник!!! Жди!!! – ещё раз смачно плюнул пан Медлер в спину удаляющегося от него плотника…

VII. Страшная, жестокая месть пана Медлера

Весь оставшийся день пан Медлер ходил сам не свой. Злоба, скопившаяся в его сердце на плотника, никак не находила себе выхода на свободу и мучительно терзала его нутро.

Ему уже не было никакого дела до каких-то там дворовых, которые уже и сами, без «душевных» наставлений своего пана управляющего, прекрасно соображали, что от них требуется и чем им неукоснительно следует заниматься.

Всё это время в голове пана управляющего зрел план, как бы побольнее отомстить «выскочке Селивестру».

Была у него одна очень неплохая на этот счет идея… Была, была… Очень неплохая была идея… «Надо только провернуть всё так, – импульсивно размышлял он, – чтобы потом с потерпевшей стороны не было никаких подозрений. И тогда плотник Селивестр получит по заслугам, а мне, пану Медлеру, ничего за это не будет…».

А план его был таков… Пан Медлер вдруг вспомнил об одной очень удивительной истории, произошедшей много лет назад. Тогда его барин, барон Стефан-Райнхольд Ордоновский, был еще очень молод и только учился управлять своими владениями, доставшимися ему в наследство от его отца, барона Ордоновского-Старшего. Этот период жизни был непростым для малоопытного наследника. Приходилось вникать во все премудрости и тонкости управления землями, усадьбами, документами, людьми.

Светлым лучом в тогдашней, беспросветно-деловой жизни молодого барона Стефана, стала милая, очень целомудренная, утонченная во всех отношениях княжна Марийка Левандовская.

Марийка Левандовская принадлежала к очень знатным родам польской и литовской шляхты. Владения ее отца, князя Левандовского, высокого, статного брюнета с утонченными чертами лица, с синими глазами, очаровательной белозубой улыбкой, по натуре весельчака и балагура, находились в непосредственной близости от владений барона Ордоновского-Старшего.

Княжна Марийка Левандовская была копией своего роскошного, породистого отца и была его единственной и любимой дочерью. Отец Марийки, князь Левандовский, и отец Стефана, барон Ордоновский-Старший, были добрыми соседями, хорошими друзьями и надежными партнерами по их серьёзному совместному предпринимательству. А ещё оба Пана были страстными любителями помпезных выездов на охоту, когда по всей округе трубили в рога и горны, землю сотрясали копыта лошадей, а атмосферу разрывал жуткий лай несметного полчища собак.

Помимо охоты, барон Ордоновский-Старший и князь Левандовский были страстными любителями карт, вина и женщин. Женщины!!! О!.. До чего же оба этих известных во всей округе ловеласа прекрасно знали в них толк!!!

Когда Стефан и Марийка были еще детьми, их отцы уже тогда решили породниться между собой, надумав для этого связать своих отпрысков брачными узами. Для осуществления задуманного оставалось дождаться только одного: когда же их дети наконец-то подрастут, а затем получат достойное их статуса образование.

Тема сватовства детей была любимой темой двух отцов, особенно когда они подшофе до поздней ночи просиживали за карточными столами в игровом клубе. Уже не на шутку размечтавшись, оговаривали они приданое невесты и жениха, место проведения свадьбы, спорили, какой город Франции или Италии лучше подойдёт молодоженам для проведения там ими медового месяца. Ярые споры, а порой и размолвки разворачивались между отцами даже тогда, когда они предопределяли место проживания будущей супружеской пары, количество будущих внуков, их пол и даже имена.