Звезда Ворона
Шрифт:
— Вы, без всяких сомнений, правы, мой любезный коллега, — все еще шепотом продолжил первый торговец, кинув испуганный взгляд на окно, — но все же принцу Алисандру всего лишь двенадцать лет, а его прелестному брату Юджину так и вовсе два. Вы полагаете, что они способны взять бразды правления целой страной?
— Великой Силестии было одиннадцать, когда она стала проповедовать святое слово. — вставил Феликс. — Клето было тринадцать, когда он поднял мидденхольских рабов на восстание. А святой Эйвисе было так и вовсе десять, когда ее, вместе с Силестией, распяли на крыльях Мельницы Плача. Люди взрослеют гораздо раньше, когда приходит беда.
— К тому же, нашего драгоценного принца Алисандра, а я считаю,
— Да-да-да. — закивал Феликс, переводя взгляд с одного торговца на другого. — Гроссмейстеры. При этом, их не один, а целых пять!
— Прибавьте к этому еще совет Хранителей, Небесный Синод, протекторий кардинала Белланимы, военный совет, вече полларвейнских ярлов и бессчетную армию маркизов и графов, многие из которых имеют прыткий ум, впрочем, как и некоторые свои тайные интересы. Да у юного принца будет столько мнений, сколько звезд на самом красивом из ваших ковров. — он кивком указал на край полотна, на котором была изображена знаменитая южная ночь.
Торговец с козлиной бородкой был вынужден согласиться с этим мнением, но он все равно выглядел встревоженным, и еще несколько раз вознес молитвы богам, чтобы они хранили правящую семью и всю Стелларию.
Так прошло двенадцать спокойных дней. Имперские торговые пути были устроены так, что к вечеру караваны доезжали до очередного крупного поселения, где можно было со всеми удобствами устроиться на ночлег в хорошем постоялом дворе, и, если понадобится, подковать лошадей или заменить их на свежих. Феликс, как и любой городской никс, любил с уютом устроиться на ночь. Дикость и первобытность были присуще лишь жителям дальних фьордов и лесным дикарям, которые жили в норах и пещерах. Феликс же любил сидеть в тепле, чистую одежду, и свежие полотенца, которые, вместе с теплой водой и душистым мылом приносили к его двери хорошенькие служанки или дети хозяина гостиницы. Поэтому Феликс не жалел денег на свой комфорт, особенно, если учесть, что эти деньги были не его. У Делроя и так было их столько, что хватило бы на пять жизней. Тем более, что в скором времени Феликсу предстояло лишиться свежеиспеченных булочек и пуховых подушек, променяв их на соленое мясо, кислое вино и вязанный гамак, ведь попасть в Старые Города можно было лишь по морю.
Дни шли довольно спокойно, и лишь на двенадцатые сутки его путешествия Феликс услышал довольно интересную новость, которая застигла его во второй половине дня.
— А я недавно услышала, — проговорила дама с гусыней, которую, как выяснил Феликс, звали Хепзиба, — что в Вестерклове видели Детей Пепла.
Разговор происходил ближе к вечеру, и двое их спутников, после крепкого чая, разбавленного приличной порцией арнистрийского ликера, решили немного подремать.
— Детей Пепла? — поднял брови Феликс. — Я всегда считал, что это всего лишь сказки.
— Отнюдь. — гордо выпрямилась Хепзиба. На ней было богатое черное платье с высоким воротником, предназначенное для прогулок, и вид она имела строгий и уверенный, который не затмевала даже загадочная гусыня, время от времени высовывавшая свой клюв из корзины и громко гогоча. — Я узнала эту новость совсем недавно, и поверьте мне, не из уст каких-то трактирных проходимцев. Но все же, господин Феликс, неужели вы считаете, что Дети Пепла — это выдумка?
— А вы разве видели хоть одного, дорогая Хепзиба? — мягко улыбнулся Феликс.
— Почти каждый день. — уверенно ответила его спутница. — Напротив моего особняка в Эль-Хафа находится Зал Хранителей, и статуя достопочтенного Рудо смотрит прямо на окна моей летней веранды.
— Рудо жил тысячу лет назад. — снова улыбнулся Феликс. —
— Надеюсь, у ваших уважаемых исследователей найдется объяснение, почему Рудо, будучи слепым, совершал те великие подвиги, о которых нам всем известно. — лукаво улыбнулась Хепзиба. — И я сильно сомневаюсь, что Гелиос назначил бы первым претором севера слепого человека.
— Но ведь после Рудо не было известно ни об одном пеплорожденном. — сказал Феликс.
— Возможно, причина всех этих тайн кроется в том, что Небесный Синод объявил всех Детей Пепла исчадиями ада, которые оскверняют одно из великих Таинств. Рождение, если уж быть точным. Пеплорожденных ведь, как следует из названия, находят в горстке пепла, если не ошибаюсь? Символе порока и смерти. Да и давайте будем честны, господин Феликс, как часто вы всматриваетесь в глаза проходящих мимо людей?
— Ну, с этим я не могу спорить. — усмехнулся Феликс. — В последнее время в империи много кто прячет глаза. Так вы говорите, что их якобы видели в Вестерклове?
— Да. Как раз перед убийством командира городской стражи. — ответила Хепзиба.
— Командира стражи убили? — растерялся Феликс. — Как? Когда?
— А вы разве не слышали? — удивилась Хепзиба. — Его убил сам претор Рейн, сразу после турнирных поединков. Сейчас по всей империи только об этом и говорят. Рейн обвинил господина Стенториана в измене империи, и в сговоре с повстанцами.
— Добрые боги действительно сошли с ума, раз позволили такому случиться. — встревоженно проговорил Феликс. — Рейнор Стенториан никогда не поддерживал повстанцев… Ну, мне так кажется. — Феликс попытался предать голосу отрешенный тон, но весть о смерти капитана стражи, которого он хорошо знал и уважал, придало его голосу чуточку скорби. — О нем всегда отзывались лишь положительно. Я слышал, что он всегда оставался верен чести, и своей работе. — поспешил прибавить он. — известие о смерти капитана стражи Вестерклова не на шутку взволновало Феликса. Он был уверен, что Рейнор Стенториан никогда не сотрудничал с повстанцами. Так почему же его убили?
— Я удивлена, — Хепзиба сверкнула глазами, — что такой человек как вы, Феликс Лихт, не знает о столь громком событии.
— Я… Что? — растерялся Феликс. Он не мог вспомнить, когда именно назвал свою фамилию Хепзибе. И тогда ему хватило ровно одной секунды, чтобы понять, что его личность была раскрыта. — Так значит вы знаете, кто я, госпожа? — натянув на лицо вежливую улыбку, проговорил Феликс.
— Вы довольно знамениты… в определенных кругах, разумеется. — ответила та.
— Прошу извинить мою бестактность, почтеннейшая, но с кем я имею честь говорить? — все еще улыбаясь, спросил Феликс. — Безусловно, если отпустить тот факт, что вы просто очень прелестный собеседник.