Звездная бирема «Аквила». Рубеж
Шрифт:
— На Цикуте — нет, не понравилось, — уклончиво ответил Курион.
Кассия грозно фыркнула. От воспоминаний об их станционном житье у неё приключались настоящие приступы ярости. Вот и сейчас мышцы её напряглись, и у Гая Ацилия сразу появилось чувство, будто он лежит в обнимку с андроидом.
— Я тут по карте посмотрела, между галийским сектором и нашим все равно придется через червоточину нырять. Это будет интересно.
— Интересно.
Мятежный сенатор больше всего хотел бы навсегда забыть о своем профессиональном опыте лигария. Опыт несвободы и насилия, он живому человеку ни к чему, без него всегда можно обойтись. Но так же регулярно, как чесался шрам над
— А мне снится червоточина, — призналась Кассия смущенно. — И так хочется еще полетать.
— Ты такая фантазерка, моя дорогая, — промурлыкал Ацилий, решая отвлечь девушку от мечтаний самым простым способом.
— Да ты тоже еще тот затейник, — хихикнула она.
В простодушии бывшей манипуларии был существенный плюс — Кассия никогда не прикидывалась довольной. Притворщиков в жизни Гая Ацилия и так хватало с головой.
Перспектива неведомо сколько торчать без дела на «Либертас» бывшей Фортунате не приглянулась вообще. Там «Аквила» будет сражаться с пиратами, а они тут сидеть, в носу ковыряться. Либертины, кстати, чувства Кассии целиком разделяли, но и только. Против бывшей манипуларии они сплотились еще быстрее, чем это сделали Аквилины.
— Снова я между двух реакторов, — вздохнула девушка. — И там чужая и здесь не своя.
Ацилий, кроме сочувственного чмока в кончик носа, ничем помочь не мог, само собой.
— Я книжки почитаю, которые Антоний присоветовал, — как могла, утешила его Кассия, и даже нашла в себе силы лукаво ухмыльнуться. — Вдруг там чего интересного про оргии найдется, а?
Но неожиданным образом бывшую Фортунату взяла под свое крыло Марция Либертина. Ничего удивительного, вообще-то. Марция — центурион, а значит, она ни за что не оставит без внимания неприкаянную манипуларию. Даже если та уже и не манипулария совсем, а почти патрицианка и госпожа. Обе девушки друг другу симпатизировали. Разница была лишь в том, что Либертина умела скрывать смущение перед странностью их взаимоотношений. Кассия бегала следом, как маленький ребенок за няней, вникая в тонкости руководства большим коллективом. Гай Ацилий всецело одобрял такой подход:
— Тебе все равно придется учиться искусству управления людьми, моя дорогая. Это дальновидно.
Ободренная Кассия от избытка энтузиазма удвоила натиск, ожидая от центурионши законного раздражения, но ошиблась. Марция оказалась тоже заинтересована в обществе бывшей Фортунаты. И через сутки та догадалась, в чем дело. Точнее — в ком.
— Говорят, ты была на торжественном ужине с Квинтом Марцием? — аккуратно спросила Либертина.
«Вообще-то там еще Гай Ацилий с Ливией Терцией присутствовали», — хотела напомнить Кассия, но вовремя спохватилась.
— Угу. Когда нас «Аквила» подобрала.
— Расскажи о нем, пожалуйста.
Пожалуй, даже Фиделис догадался бы, о ком именно жаждет слышать бравая Марция. Вот только Кассия из всего судьбоносного события запомнила лишь вкуснейшие оливки и море разливанное вина.
— Он был очень… суров, — выдавила из себя бывшая Фортуната. — Обстановка располагала. Патриций все ж таки. И наварх.
— А награды надел?
— Все, какие есть.
Неимоверными усилиями Кассия сумела вспомнить все подробности, ведь Марция разве только клещами не тянула каждое слово. И когда бы девушки так не робели друг перед другом, то манипулария без всяких просьб расписала бы все достоинства префекта «Аквилы» — как видимые, так и предполагаемые, обычно сокрытые под одеждой.
«Ну, а чего такого? — здраво рассуждала Фортуната. — Они —
Среди манипулариев вопросов бы не возникло. Да только полный придурок отказался бы от свидания с такой шикарной девчонкой!
Но давать советы центуриону бывшая Фортуната не решилась. Марция уже большая девочка, разберется.
Тут самой подсказки позарез нужны. Впервые за всю жизнь у Кассии появилось время и возможность поразмыслить над вещами, которые прежде никогда на ум не приходили. Вот, скажем, раньше у неё был десяток — самые важные люди, её маленькая семья, её ячейка в огромном коллективе «Фортуны», за смерть которых она так свирепо отомстила. Но сгинь они по-честному, в бою, как это обычно бывает, а Кассия — чудом выживи, то её бы распределили в другой десяток. И прижилась бы, как это случилось с Гаем Сервием. Свое одиночество в тюрьме Кассия, к слову, воспринимала как часть общего наказания. У преступника нет семьи, он вне общества, так надо. Теперь её ячейка — Гай Ацилий. И тут всё понятно. Неясно другое. Их с Ацилием… хм… прямые потомки, пока гипотетические, но вполне вероятные. Кассия даже мысленно старалась избегать слова «дети». Как относиться к ним? Кем будут они в иерархии? Ответа в книгах не находилось. Гай Ацилий не мог объяснить, его произвели натуральным способом, его связь с матерью была на уровне инстинктов. Самые мимолетные воспоминания о Корнелии делали Куриона несчастным и безутешным. Логические же построения заводили Кассию в такие дебри, что она сама себя пугалась. Что бы случилось, если бы она знала людей, от чьего генетического материала произошла? Что дало бы это знание? И какой бы она стала? Лучше или хуже, как солдат и человек? И зачем Республике столько солдат? Зачем Лаций, не переставая, расширяет свои границы?
А еще… лисицы. Почему виртуальных заводить можно, а живых — нет? Никого и никогда. Однажды на «Фортуне» случилось чрезвычайное происшествие. Парень с третьей палубы втайне завел насекомое — аррианского сверчка размером с ноготь. Полгода умудрялся его прятать. Скандал вышел страшный, когда открылось. Парня перевели на какую-то ремонтную базу с глаз долой. А может, и не перевели…
— Ты почему такая грустная? — спросил Гай Ацилий, застав свою дестинату лежащей лицом к стене. — С Марцией поругалась?
Она сбивчиво рассказала, словно торопилась, опасаясь, что мысль сбежит.
— Теперь я думаю, что его… ликвидировали. Как носителя опасного генетического материала. Да? Это так? Я вот нутром чую, что так оно и случилось. Вспомнила все подробности и поняла.
Курион отвел взгляд.
— Ну, конечно! — воскликнула горестно Кассия. — Что плохого в сверчке? Что преступного в … хотении любить кого-то настоящего, живого? Это несправедливо, Гай Ацилий! Мы же люди, мы — живые, мы чувствуем… Вот ты — живорожденный, тебе же виднее, как оно со мной дело обстоит. Есть она, принципиальная разница?
И руки так доверчиво протянула ладонями вверх, мол, вот пощупай, еще раз убедись, сравни, если надо.
Нет ничего хуже ожидания. Во всяком случае, для человека, только-только вспомнившего, как это — быть хозяином своей судьбы. Гай Ацилий в бытность лигарием не успел привыкнуть к свойственной «двуногому имуществу» блаженной покорности, а потому прерогативу в принятии решений вернул себе легко и быстро, как подобает патрицию. Вот почему вынужденное безделье на борту «Либертас» неимоверно его угнетало.