Звездный демон
Шрифт:
Ра вдруг повернул голову, покосившись на своего победителя, – старый бог людей, одряхлевший и ничтожный духом, безмолвно вопрошал о своей участи нового. Менес прочитал во взгляде своего бывшего господина страх и бесконечную тоску.
В устрашающе подмалеванных белым глазах огромного смуглого человека гоаулд увидел спокойное торжествующее понимание: таури читал в его душе гораздо лучше, чем Ра когда-либо мог думать. Менес понимал, что он трусил, и за это Ра возненавидел человека еще больше, чем за унижение и плен.
Ра понимал, что только необычайность происходящего и остатки благоговения перед своим прежним повелителем удерживают армию Менеса от насмешек и насилия
Но это…
Ра помнил, с каким вожделением некоторые из его юных жрецов смотрели на него – сами эти созревающие мальчишки едва ли были способны дать название чувствам, которые у них вызывало их божество. Гоаулд знал, что его носитель хорош собой и женоподобен – а сам Ра, населив эту оболочку собою, сделал ее намного более манящей для людей…
Кто-то гоготнул за его спиной.
– Да он совсем как девчонка, - раздался над ухом гоаулда грубый голос солдата; последовал раскат смеха.
– Тихо!.. – рявкнул на своих людей Менес. – Не шуметь здесь, мы все еще на вражеской земле!
Менес владел собою лучше всех своих воинов; и это ужасало.
Никто не пришел к Ра на помощь – его оставшиеся воины были далеко, рабы же так ничего и не прослышали о том, что происходит с их богом. Этому Ра был несказанно рад. Такого унижения – зубоскальства своего рабочего скота - он бы не пережил.
Однако солдаты Менеса были дисциплинированными – после окрика командира никто больше не смеялся над пленником и не пытался как-то еще задеть его; в молчании войско достигло храма перехода. Ра хотел оглянуться, словно бы в отчаянном ожидании помощи, но его втолкнули в храм первым. Гоаулд споткнулся и чуть не упал, запутавшись в своем длинном платье; и этим вызвал новые насмешки.
Ра не позволял себе умолять и не унизился до разговора со своими мятежными рабами; но схватив его за плечо, чтобы направить вперед, Менес отдернул руку, потому что это узкое слабое плечо сейчас напоминало раскаленную печь. Казалось, от внутреннего жара, который источало это подвергнутое неслыханному унижению существо, тысячи лет боготворившее само себя, золотые нити его одеяния начали плавиться.
Ра только казался женоподобным юношей – и еще менее был человеком.
Едва войдя в храм, все увидели белый свет; Ра на миг прикрыл рдеющие глаза. Врата все еще работали - а значит, погибла последняя надежда на это препятствие, прежде казавшееся Ра непреодолимым для людей. Гоаулд ощутил на своем плече руку Менеса, которая сжала его и держала, несмотря на пугающие метаморфозы, происходившие с его пленником, - от страха и ярости в эти мгновения Ра чуть не отделился от своего носителя, и его облик нежного юноши утратил все человеческое. Но Ра понял, что бросать носителя сейчас никак нельзя, это может стать его окончательной гибелью.
И как только он это подумал, Менес шагнул через Врата, утаскивая Ра за собой.
Проклятый таури действительно был необыкновенно сообразителен и силен – Ра ощущал его
Менес вздернул задыхающегося гоаулда на ноги.
– И не вздумай что-нибудь выкинуть! – приказал победитель. Ра, дыша с присвистом, уронил голову на грудь; глаза его сомкнулись, но в каждой щелке пылала преисподняя. Он поклялся себе, что жесточайшим образом отомстит таури – всем этим обезьянам, посмевшим что-то возмечтать о своих пещерных умишках.
Схватив его сзади за вывернутую руку, так что Ра прикусил губу от боли, Менес повел его к порталу – и дальше во дворец, во дворцовую тюрьму, как понял пленник. Ра осознал, что Менес не намерен его убивать – во всяком случае, в ближайшее время. Менес надеялся извлечь из своей добычи какую-то пользу…
Раньше небеса обрушатся на землю – как людишки представляют себе устройство мироздания – чем Ра ему поможет.
Ра пришлось вместе со своим победителем совершить прыжок через пустыню. И вот он опять оказался в своем дворце в Мен-Нефер-Ра.
Не всемогущим богом, а бесправным пленником; Ра побелел, услышав возгласы изумления и восторга, обращенные к ним со всех сторон. Это Менеса поздравляли с тем, что он схватил “демона”. На Ра бесстыдно глазели, на него указывали пальцами, и не хватали руками только потому, что боялись своего человеческого вождя!
Сейчас Ра забыл даже об инстинкте самосохранения, самом важном инстинкте любого живого существа; он мечтал умереть, только бы забыться и все забыть - не видеть и не слышать, не унижаться больше. Казалось, все его чувства были оставлены ему только для муки. До сих пор гоаулд не издал ни звука – и вот теперь стерегущие его люди услышали не то стон, не то рычание. Ноги Ра подкосились – он догадывался, что его ведут навстречу новым пыткам; но Менес опять безжалостно вздернул его за плечо, заставив идти дальше. Воины направлялись в тронный зал, стуча сандалиями по узорчатым плитам. Ра помнил, как любовно продумывал каждую мелочь в обустройстве этого дворца…
Они вошли в тронный зал.
На тронном возвышении, на месте Ра, сидела человеческая самка, которую Ра тотчас же вспомнил.
Киа сбежала по ступеням, едва веря своим глазам. Ее муж, великий царь, стоял перед нею в окружении своих воинов – он смотрелся исполином рядом с одетым в золото и драгоценности хрупким юношей, казалось, привалившимся к нему от упадка сил. Но на самом деле Менес крепко держал этого юношу за руку, заведенную за спину.
– Я вернулся к тебе и подношу тебе дорогой подарок, моя царица, - улыбаясь, сказал фараон.
Ра коротко простонал – этот звук совсем уже не походил на человеческий голос; и вдруг обмяк в державших его руках. Менес в изумлении отпрянул: гоаулд простерся на полу в обмороке.
Это было для него слишком.
Киа с осторожностью и даже испугом подошла к существу, возвратившему ей жизнь. Она опустилась на колени около лежавшего без сознания гоаулда.
Каким юным и невинным казалось это создание. Как оно взывало всем своим видом о помощи…
И в то же время Киа сознавала, в какую ярость пришел бы Ра, если бы догадался о сочувствии земной женщины – о ее желании помочь ему… Киа неожиданно поняла, что хочет ему помочь, точно не было этих сотен тысяч убиенных, точно не было стенающих рудничных рабов - точно не было ее замученной сестры и казненных родителей ее мужа. Царицу вдруг испугали собственные мысли.