Звездный штурмовик Ил-XXII. Со Второй Мировой - на Первую Звездную
Шрифт:
Ежи сразу понял, что пора менять тему:
— Егор, лучше посмотри, как наш катер потрепали.
А потрепали нас действительно хорошо. Я насчитал четыре серьезных попадания, обшивка в этих местах прогнулась и треснула. Один снаряд пробил броню и подпортил салон. В пылу боя, охваченные единственным желанием выжить, мы этого не заметили. Много было несущественных попаданий малого калибра. Но в целом катер оставался боеспособен.
Наши Ил-2 тоже были упрямой, не желающей сдаваться машиной. Некоторые самолеты после штурмовки заходили на посадку полностью изрешеченные, но не побежденные. Дыры с полметра в крыле и боках, а он
Но что я мог говорить о «горбатом», или «утюге», как его еще называли, когда теперь управлял такой великолепной машиной. Конечно, при современном вооружении противника от наших самолетов и перышка бы не осталось. Меня вдруг поразила мысль, что инопланетные твари могли напасть когда угодно. Устрой они такое нападение годах в сороковых двадцатого века, с нами всеми случился бы полный кирдык. Если даже сейчас Земля терпит поражение, а нас выдавливают с наших территорий, что говорить о томвремени…
Я вдруг поймал себя, что уже не отождествляю собственную душу с моим временем. Настолько свыкся с теперешним положением, что тамоя жизнь казалась сном. Все друзья, подружки, знакомые остались далеко позади, превратившись в размытые контуры. Борька Федулов, Ирка, Серега, майор Петренко… Хорошо, что еще помню их лица…
По злой иронии судьбы, сюда вместе со мной переместились те, кого я должен был уничтожить. Получалось так, что именно они становились теперь моими боевыми товарищами. А с Вольфгангом мы не только рисковали жизнью, помогая друг другу, но и успели подружиться. Странная штука — жизнь человеческая.
— И что теперь? — спросил я Ежи, оглядывая повреждения машины. Насчет катера я не переживал. Его отгонят в ремонт, и вскоре он снова будет в строю. Меня интересовала наша дальнейшая судьба.
— Экзамен вы сдали, — ответил Ежи. — Теперь получите собственные катера.
— И когда начнем работать? — поинтересовался Вольфганг.
— Смотрю, вам не терпится, — развел руками Ежи, улыбнувшись. — Скоро, не волнуйтесь.
Что ж, я чувствовал огромное желание скорее отправиться в бой. Моя ненависть к чужакам становилась сильнее привязанности к прошлому. Сегодня я почувствовал вдруг, что теперь это моймир и я должен его защитить.
Глава 4
Несколько последующих дней мы занимались подготовкой выданных нам катеров к полетам, налаживали отношения с остальными членами нашей эскадрильи, разрабатывали различные схемы ведения боевых действий, совместную тактику и прочее.
Броуди действительно сделал смешанные группы. В нашей эскадрилье теперь было два немца и трое русских, среди которых наш спаситель Степан Бурлак. Ведущим, по счастью, оказался Ежи. Советник, вероятно, пытался создать слаженную команду, часть пилотов которой уже имела опыт совместных боев. В состав эскадрильи входили три штурмовика и три истребителя для прикрытия.
Несмотря на загруженность, мне удалось выделить время, чтобы найти ответ на постоянно гложущий вопрос о том, что случилось с моей страной после 1943 года. Странным образом получалось, что для меня период с 1943 по 2112 год стал одновременно и будущим, и историей, и мне было очень важно знать, как в дальнейшем развивались
Я смотрел, как Красная Армия разбила фрицев, как прошлись наши солдаты в победном Параде по Красной площади, бросая фашистские штандарты на брусчатку. Как после священной войны наш народ преодолевал голод, разруху, заново восстанавливал города. И как потом горстка жадных до власти мразей развалила страну, которую не смогли одолеть фашисты. Как постаревшие, обнищавшие ветераны страшной Великой Отечественной войны таскались по помойкам в поисках корки хлеба, получая жалкие подачки только один день в году — 9 мая. Я собственными глазами видел, как в одночасье рухнуло то, во что я свято верил. Мой мир растворился в небытии, лопнул, словно мыльный пузырь. Советского Союза не стало, вместо него появилась болезненная субстанция, вздрагивающая от перестроек и перестрелок. Хроника запечатлела все.
Дальше мир и вовсе превратился в сплошную, кишащую ненавистью массу. Люди запутались в религиозных и политических распрях. Люди обезумели. Мужики стали жениться на мужиках, бабы-на бабах!
Но еще ужаснее была Третья мировая война. Скоротечная и кровопролитная. Она оставила после себя горы трупов, но дала надежду на примирение.
Невероятно, но планета обрела мир. Я видел на экране по-настоящему счастливые лица. На меня смотрели дети, восторженно рассказывающие о своих школьных успехах. Политики, искренне стремящиеся сделать жизнь лучше. В их глазах не было фальши. Улыбались рабочие, управляющие неведомыми мне сложными механизмами, радовались неслыханным доселе урожаям крестьяне, выглядевшие, как университетские профессора.
Я понял, что жизнь наладилась на всей планете. То, ради чего мы воевали, за что боролись тогда, —все сбылось. Мир стал лучше, добрее, ярче. Из кинофильмов я узнал, что люди летали в космос и даже имели колонии на нескольких далеких планетах! Оказалось, что первым в космос полетел мой соотечественник Юрий Гагарин, и я в который раз испытал гордость за свою страну и за свой народ.
Но благополучию мира не суждено было длиться долго. Чужаки из космоса набросились на человечество с небес. Дальнейшую историю я знал…
Пронзительный вой сирены разбудил меня в четыре утра. Едва я вскочил с кровати, экран на стене ожил, засверкал переливами визуального сигнала тревоги. Затем на нем высветилось время вылета. У меня было пятнадцать минут на сборы. Я быстро умылся, оделся и присел на край кровати. К своему удивлению, почувствовал сильное волнение. Мой первый самостоятельный боевой вылет на собственном катере! Посмотрел на ладони — пальцы чуть подрагивали. АП пискнул, оповещая о готовности завтрака, но я не прореагировал — еда не полезла бы сейчас в горло.
В коридоре увидел Вольфганга. Он стоял возле двери в свою комнату, поджидая меня. Немец тоже нервничал, хотя и старался не подать виду. Кивнули друг другу, молча пошли к стартовой площадке. Только уже у катеров я спросил его:
— Ты как?
Вольфганг облизнул пересохшие губы, проворчал нарочито бодро:
— Нормально. К бою готов.
Мы прекрасно осознавали, что этот первый вылет может оказаться для любого из нас последним. Я попытался ободряюще улыбнуться, похлопал немца по плечу: