Звезды — холодные игрушки. Дилогия
Шрифт:
В его ладони теперь покачивался ослепительный плазменный мячик.
— Во мне осталось слишком много боевого железа, чтобы ты смог напасть незамеченным… и остаться живым.
Огненный шарик оторвался от ладони и взмыл вверх. Где-то над домом он лопнул с сухим треском.
Кто был сильнее ошеломлен и напуган — не знаю. Наверное — я. Куалькуа все-таки большей частью находился далеко отсюда…
— Ситуация мне понятна, Петр, — Кэлос будто забыл о куалькуа. — Печальная ситуация. Вы не пробовали объединится с Геометрами? Если они способны помочь вам перед лицом Конклава…
— Нет!
— Почему?
— Кэлос, их мир — это что-то чудовищное.
— Это все-таки лучше
Имя показалось мне знакомым… всплыло откуда-то из глубин памяти.
— Ты еще не понял, почему они убежали? Думаешь, наткнулись на какой-нибудь Альянс-Союз-Федерацию, получили по загривку и в панике покинули Ядро? Как бы не так! Такое могло случиться, будь их идеология действительно общепринятой… А им ведь это не нужно, Петр. Они все — дети, которых когда-то обделили теплом; одиночки, привыкшие верить, что имеют друзей; несчастные, неуверенные в себе личности, готовые повторять «в единстве наша сила, мы дружная семья»…
Кэлос вздохнул.
— Ладно. Я объясню тебе… коротко и по порядку. Эту информацию ты не возьмешь в большинстве информационных сетей, ее не принято помещать в открытый доступ. Итак, Петр, наша цивилизация — очень древняя. Возможно, и впрямь самая первая в Галактике…
— Не похоже… — прошептал я.
— Да, конечно. А что ты ожидал увидеть? Планеты, покрытые коркой стальных пещер? Космодромы за каждым углом? Эфирные создании, размышляющие о гармонии сфер? Было уже все это. Было, и даже еще есть… Все начиналось именно так, Петр. Земля Изначальная посылала корабли, те создавали колонии. К гуманоидной расе присоединялись другие… ну, представь свой Конклав… Войны. Постижение природы. Мир. Мятежи. Союзы и Империи. Нормальная спираль развития. За господство дрались государства, потом — планеты. Горели города, а затем — звезды. Тянулись золотые века, наступали периоды упадка. Классическая схема, и все понимали, что природу человека не переделаешь, так все и будет, пока мы не превратим в ничто саму Вселенную… У вас есть развлекательная литература о еще не случившемся?
— Да. Фантастика.
— Вот. Думаю, все, что вы придумывали, у нас так или иначе происходило. А потом, вдруг… ох уж это вдруг! Все и всегда случается вдруг, и почему-то мы каждый раз готовы удивляться… Как вы придумали джампер, так у нас придумали Врата. Это, конечно, куда более сложная вещь. Даже в начальной форме, когда Врата были материальными — арка, затянутая гиперполем… Потом уже научились делать Врата частью окружающего мира, да такой, что они неуничтожимы и вечны…
Кэлос на миг закрыл лицо руками. Спросил:
— Ты употребляешь алкоголь?
— Теперь, кажется, да, — признался я. Мне хотелось сейчас выпить — и не для того, чтобы оказаться своим в компании, а чтобы притупить душу.
Среди стеллажей с книгами и замысловатыми диковинками оказался маленький бар. Кэлос достал бутылку, два узких высоких бокала. Наполнил их прозрачной тягучей жидкостью. Сказал, не чокаясь:
— Удачи тебе.
Я залпом выпил. Обжигающий, покрепче водки, ликер. Терпкий и сладкий.
— Так и думал, что в вашем мире это принятое средство расслабления, — сказал Кэлос. — Так вот, Петр, Врата были очень хитрой штукой. Они не просто переносили человека из мира в мир. Они еще и решали, куда ему надо отправиться.
— Я уже понял это.
— Сознание входящего… нет, не сканируется, это слишком упрощает…
— Постигается.
— Да, пожалуй. Каждый входящий во Врата отправляется
Я молчал.
— Ты тоже там, Петр. Стал частичкой того, что давно переросло пределы постижимого.
— Тот мир… куда я попал вначале…
— Что-то в тебе хотело именно этого. Реального, пусть и примитивного врага. Одновременно — убеждения в бессмысленности такой войны. Ты получил, что хотел. Да еще и победу над метаморфом, верно? Наверное, он воплощал какой-то твой страх… комплекс…
Дернувшись, как от удара, я воскликнул:
— Но они же воюют, Кэлос! Я получил — а они убивают друг друга ежечасно!
— Значит, там живут те, кому это нравится, Петр. Каждому — свое…
Я вздрогнул.
— Наслаждающиеся тяжелым и опасным противостоянием… Находящие радость в своих страданиях и безнадежной борьбе… Эмоционально скупые… бесталанные…
— И готовые умереть?
— Ах, да… — Кэлос замялся. — Петр, постарайся принять мои слова правильно…
Я сжался, уже понимая, что он скажет.
— Смерти нет, Петр. Тот, кто прошел Вратами — не умирает никогда.
Почему я молчу?
Надо бы кататься в истерике. Упасть на колени — и восславить Бога… которого теперь уж точно нет и не будет…
Здравствуй, рай. Здравствуй, ад. Здравствуй, Тень.
— Ты уже часть Тени, Петр… Тебя могут убить. Но ты оживешь. Там, где захочешь. Рядом с врагом, чтобы закончить бой. На тихой, мирной планете, где живут уставшие убивать. Человеком, птицей, мыслящим кристаллом…
Кэлос подошел, опустил руку мне на плечо.
— Ведь и ты умирал, Петр, — мягко сказал он. — Я не знаю, что там у тебя произошло с метаморфом… но я узнал взгляд, которым ты смотрел на меня. Смерти нет. Меня трижды расстреливали. Спокойно и вежливо. Без лишней злобы. Один раз я погиб с кораблем… но там и вспоминать нечего. Просто мир померк…
— Смерти нет, — сказал я. Слова — пустые и скучные. Ну нет ее, и нет… Ее никогда не было, она или впереди, или мы уже не живем. — А те… кто не проходил Вратами?
— Не знаю. Раньше — нет. Во что Врата превратились сейчас, откуда берут информацию — я не могу ответить. Но…
Значит, вы не дождались. Мои ненастоящие родители… настоящий Петр Хрумов… все те, кто жил и умирал на маленькой планете Земля. Ученые и крестьяне, поэты и солдаты, рабы и тираны — вы верили в Бога или проповедовали атеизм, вы грезили о бессмертии, создавая свою философию, как Федоров, или высасывая чужие жизни, как Жиль де Рей… святые и палачи, гении и дураки — вы не дождались! Вы там, за чертой. А я здесь. В уютной Тени.