Звезды и селедки (К ясным зорям - 1)
Шрифт:
Перевязала платок и тоном собственницы - и поля, и этого красивого парубка, что удостоился ее ласки, сказала деловито:
– На той неделе будем косить.
– Коротко засмеялась и легонько шлепнула его по затылку: - Смог молодицу обнять, хватит сил и для косы!..
Потом застеснялась, и всю дорогу шли они как чужие.
В хате при Яринке София покрикивала на Степана, избегая его взгляда.
Степану было не по себе.
Настал вечер. Тянулся он почему-то неимоверно долго.
Улеглись
Степан ворочался с боку на бок, скрипуче кряхтел.
София лежала на топчане тихо-тихо, и именно поэтому Степан знал - не спит.
Долго прислушивался, тихо ли в комнате, где спала Яринка, - ему казалось, что и она еще не сомкнула глаз.
Поднялся, сел на лавке. Слушал. Даже в ушах звенело. Потом на цыпочках, затаив дыхание, подошел к постели Софии. Сцепив зубы, страдал от скрипа досок, когда укладывался рядом с ней.
София как бы испуганно отшатнулась, но он знал, что притворяется, не спала, ждала. И хотя она не отталкивала его, все тело от напряжения стало будто каменным.
– Не надо... не надо... грех... Вот когда к венцу... Вот крест святой - я... не такая!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ, в которой автор вне очереди сообщает, как Яринку
впервые вывезли в свет, рассказывает про обоюдоострый меч на ложе
Тристана и Изольды, о трех музыкантах и первых девичьих горестях
Как-то в воскресенье из Половцев, где раньше была экономия, а теперь располагался совхоз, приехал табельщик нанимать поденных.
Табельщик был долговязый рябоватый парень, худощавый, с оловянными глазами, в галифе, обшитом потертой кожей, и в австрийских башмаках.
– Эй, девчата, молодицы, сбегайтесь на бураки рядиться! Деньги будете загребать лопатой, в полдень - танцевать до упаду!
– горланил он на все село.
Сбегались к его линейке девчата. Парень, подбоченясь, с веселым превосходством поглядывал на пылающие от любопытства девичьи лица, на дородных молодиц, которые, сложив руки на груди, тоже подходили к толпе, и чувствовал себя щедрым богом, который может одарить счастьем весь род людской.
– А как - поденно или помесячно?
– спрашивали.
– Поденно, поденно. А деньги - после работы.
– А сколько положите?
– По золотому и харчи из дому, - скалил тот зубы.
– А вы не смейтесь - за смешки вам никто не пойдет!
– Так я и говорю - по четыреста тысяч дензнаками на своих харчах.
– Э-э, маловато!
– Лучше бы серебром!
– Дурная! Где ты и это возьмешь?
– Ну, так записывайтесь. Завтра пораньше пришлю подводы.
– Меня пишите, меня!
– Записывайтесь быстрее, а то все равно всех не возьму. Только тех кто первые...
Протискивались девчата вперед, заглядывали через плечи друг друга, как парень красивым своим почерком записывает их фамилии в узенькую
– и дергали парубка за рукав.
Яринка Корчук тоже пробралась сквозь толпу, но почему-то, может от волнения, ее тонкий резкий голосок не доходил до величественного парня. Она то бледнела, то краснела, но дергать табельщика за рукав побаивалась.
И когда от нестерпимой досады в глазах ее уже заблестели слезы, веселый наниматель наконец заметил ее и от изумления фуражку даже сдвинул на затылок.
– Ты гляди, какая!..
– вылупил он глаза.
– Ну ты гляди, какая она!.. Какая!..
Все девчата притихли, проследив за его взглядом, и, думая, что табельщик подтрунивает над Яринкой, начали злорадно хихикать.
– Нет, ты гляди, до чего же хороша!
– высказал наконец то, что думал, табельщик.
И девчата снова умолкли, на этот раз уже обиженно.
– Как тебя записывать?
– Записать... записать... ну и пишите!
– девушка чуть ли не плакала.
– Корчук Ярина!
– выкрикнула в сердцах.
– Стою, стою, а вы и глазом не ведете!.. А не хотите, так и не надо!..
– совсем разгневалась она.
– Запишем, запишем...
– бормотал парень и так старательно выводил на бумаге ее фамилию, что даже губу закусил.
– Так ты ж гляди, выйди, не обмани!
– уставился на нее табельщик своими оловянными глазами.
– Да выйду!
– Яринка стала выбираться из толпы.
– Смотри же!
– Да чего вы уговариваете этого лягушонка!
– возмутилась какая-то дивчина.
– Ей еще и шашнадцати нету.
Яринка метнула на нее колючий взгляд, продолговатые глаза ее сузились, и, склонив голову к плечу, показала той язык.
– Бе-бе-бе! Перестарок! Вековуха!
– И замелькала пятками.
Мать сидела со Степаном на старых санях под грушей и лузгали тыквенные семечки. Пригоршни три их лежало у Софии в подоле, она брала сама и позволяла брать наймиту. Степан деликатно погружал в подол щепотку, посещения его были очень часты, хотя София этого, казалось, совсем не замечала.
– Мамо, - сказала Яринка, - насыпьте и дядьке в пригоршню.
– А разве я им не даю?
– удивилась мать.
– Дядь Степан, отбейте и наострите мне тяпку. Я нанялась на бураки.
– С чего это ты?
– удивилась София.
– Иль дома работы нету?
– На вашей работе заработаешь два белых, а третий - как снег. А мне деньги нужны.
– Гляньте, свое хозяйство в тягость!..
– лениво возмутилась София. Не хватало еще платить тебе! Ну, да господь с тобой! Наострите ей утром тяпку.